Читаем Мне приказал ОН полностью

- Скажите, Марков, что вас связывает с лейтенантом Свищевым?

Я мнусь, но потом решаю, будь что будет, даже если я выскажусь, то дальше фронта не пошлют.

- Мне еще в школе было приказано оберегать курсанта Свищева... Не позволять ему попадаться в различные истории.

- Вот оно что. И кто же это приказал?

- Начальник школы и наш капитан из спецотдела.

- А я то подумал, что за идиотская шифровка пришла по поводу вас из Москвы. Теперь все ясно.

- Мне же не ясно, продолжать оберегать лейтенанта Свищева или нет? Вы же нас разделили.

- Ишь ты какое слово придумал "оберегать". Давай-ка, дружок, поставим точки над "И". Ты будешь служишь, как положено служить офицеру Красной Армии, а при появлении в своем расположении лейтенанта Свищева, исполняешь предписанные тебе указания, то есть будешь оберегать его.

- Не значит ли это, что лейтенант Свищев должен все время обитаться в расположении моего взвода.

- Идите, лейтенант Марков, выполняйте что вам положено. Будет Свищев у вас или не будет, вы служите честно.

Март 1942 года

У меня две гаубицы 1939 года. Еще два по штату так и не дошли до расположения дивизии. Мы все время в напряжении, бесконечные дневные перестрелки и борьба за самый выгодный кусок земли не позволяет расслабится. Расчеты орудий слаженные и уже прошли декабрьскую стужу 1941 года. Мартовское потепление все принимают как манну небесную и тепло солнца вытаскивает даже ленивых на свет божий. У меня денщик, сухой и длинный как тростинка Паша Смирнов из под Ростова. Этого бедолагу пожалел замполит полка и вытащил из окопов, чтобы заниматься обслуживанием офицера. Сегодня Паша сделал мне кусок жареной конины, из убитой вчера лошади, и я, усевшись на поваленное дерево, вяло жую жесткое мясо, подставляя лицо теплым лучам солнца.

- Товарищ лейтенант, - обращается Паша, - не лучше ли вернутся в блиндаж? Немец дурак, у него все по расписанию, сейчас должон нас потревожить, бросит куда попало снаряд, а вдруг...

- Не каркай...

Но вот знакомый вой снаряда, заставляет меня свалится на дно ровика.

На шинель сыпется еще не оттаявшая земля, и мелкие осколки камней.

- Испортил жратву, - ругаюсь я, пытаясь вытрясти мелкие крошки из миски и пальцем очищаю куски грязи от недоеденного мяса .

На передовой начинается бедлам. Трещат пулеметы, слышен грохот орудий. Пока телефон молчит и мы ждем, чем закончится эта потасовка.

У меня на каждое орудие по четыре снаряда. Скупердяи снабженцы выделяют по ящику или двум, снарядов в неделю.

Через четверть часа все затихает и солдаты выползают из своих нор под солнечные лучи.

- Привет, Серега.

На позицию пришел Лешка. За ним идет преданный, как собака, денщик Корявко, сибирский мужик с тупыми как у бычка глазами. Лешка навеселе и где только, черт, достает спиртное, не понятно.

- Привет, Леша. Чего нового?

- А ничего. Батяня звонил. Мать простудилась малость. Ругал, что ни одного письма домой не послал, она даже не знала, что я уехал на фронт.

- А чего не послал?

- Все некогда.

Лешка глупо хохочет.

- Чего ржешь то?

- Да, ничего. Он все расстраивался, что мать по незнанию деньги послала в Ейск, в училище и очень опасался, что они теперь не вернуться, пропадут... Ха.. ха...ха.... Выпить хочешь?

- Нет.

- А я хочу. Ей, Корявый, - Лешка небрежно пнул денщика, - чего там у тебя есть горячительное? Гони сюда.

Солдат подобострастно роется в вещмешке и достает уже распечатанную бутылку "Московской". Лешка выдирает пробку и лихо опрокидывает часть содержимого в рот, потом без стеснения выдергивает у меня из миски кусок конины и начинает его жевать.

- Жесткая, скотина...

- Ты не очень то, сейчас сюда кто-нибудь из начальства заявиться. Каждое утро, когда не стреляют, оно всегда здесь.

- А... пошли они...

Я накаркал. По тропинке в снегу, к батарее плетется с очередной проверкой политрук. Мужик противный и занудливый, он с самого начала встречи, почему то решил меня опекать и моя батарея стала всегда постоянным объектом его обследования. Лешка же политрука терпеть не мог, у него были свои причины. Он считал, что тот за ним следит и капает начальству...

- Здравствуйте, товарищи офицеры.

Я не успел сказать слова приветствия, пока старался сбалансировать миску с кониной на бревне, Лешка поторопился...

- Привет, Вася.

Политрук недовольно кривит губы и смотрит на него.

- Опять, напился.

- Ни в одном глазу, но как только тебя увижу, так ты всегда у меня двоишься. Один Вася стоит рядом с Серегой, а другой вон там...

Лешка махнул рукой в сторону немца.

- Лейтенант Свищев, вы ведете себя недостойно. На вас смотрят солдаты и сержанты, вы... вы... пьяны.

- Иди ты, дорогой, в жопу...

У политрука от ужаса покраснело и взмокло лицо.

- Я вынужден доложить...

- Катись от сюда, пока я тебе не въехал в харю...

Политрук срывается и рысцой бежит в сторону штаба.

- Ох, и будет же тебе на орехи, - говорю я Лешке. - Ну какого черта, ты все время лезешь на рожон? Сейчас завертится каша... Ты бы лучше, выспался. Иди в мой блиндаж...

- Нет, я посижу здесь. Эй, лапоть, - это обращение к своему денщику, садись рядом, чего глазами шлепаешь...

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное