Мне отмщение

   Внизу, в трех сводчатых залах с глубокими бассейнами для сбора дождевой воды сидели и дрожали от страха шестьсот с лишним человек. Сверху на воротах стояли три десятка гвардейцев и восемь сумеречников. Финна с Аминой хихикали и говорили, что их нужно считать за половинок, а вместе они вполне сойдут за одного воина. Ну да, и еще пятеро вооруженных невольников Абу аль-Хайра - начальник тайной стражи жил в соседнем квартале, привел сюда семью и остался с домашними в Куба-альхибе. В самом деле, умирать лучше всем вместе, на глазах друг у друга. На тот свет скоро отправится большая толпа народу, а так не придется никого искать и донимать ангелов вопросами: где там дети да жена да отец, знаете ли, он у меня хромает, не отстал ли, на небеса путь долгий...

   Остальных лаонцев разобрали по отрядам. Сотня человек во главе с шихной засела в цитадели - туда под завязку набилось народу из окрестных кварталов. Пятьдесят держали водосбор на площади у Гамама-масджид - в громадный альхиб запустили девятьсот с лишним душ.

   После долгих споров на военном совете решено было не искать убежища от нечисти в мечетях города. Тарег упирался и стоял на своем: масджид ненадежны - слишком много входов, а печать Али над дверью легко разбить - хотя бы камнем из катапульты. Орали все до хрипоты, но Абу аль-Хайр почему-то поддержал нерегиля. Поэтому решено было укрыть людей в подземных резервуарах для сбора воды. В альхибах вода, припасы, узкий вход - что еще нужно тем, кто желает стоять до последнего?

   Так что лаонцы шли нарасхват - особенно после прошлой ночи, когда кутрубы из предместий принялись хозяйничать в самом городе. Кутрубы и всякая мелкая нечисть сумеречников обходили стороной. Еще говорили, что ближе к вечеру заметили пару дэвов. Немаленьких.

   Еще лаонцев тянули в разные стороны с важной целью - узнать, пройдет или не пройдет сумеречник в дверь, запечатанную сурой Книги или сигилой Дауда.

   Все оказалось до смешного просто, рассказывал, утирая пот и кровь - чужую, правда - Абу аль-Хайр. Он со своими людьми выехал в город рано утром и успел прорваться обратно к Куба-альхибу до заката. Аз-Захири расписал всем спины каллиграфической вязью, поэтому когда на затылок одному из невольников сиганула гула, тварь с визгом ошпарилась и отскочила прочь. Гула - мохнатая, желтоглазая - бежала за ними, поджимая обожженную лапу, чуть ли не до самого входа в водосбор. Невольник не выдержал и рубанул - и зря, кровь у гулы ядовитая, шрамы на лице от брызнувших капель могут остаться на всю жизнь. От ибн Сакиба они узнали последние - на время заката этого дня - новости.

   Загибая пальцы, считали мы наших праведников, говорил он, нехорошо скалясь. Сигила Дауда наделена могуществом отпугивать нечисть и ограждать от сумерек лишь если ее начертала рука истинно верующего. Таковых в Святом городе не набралось и десятка. Когда рыжая лаонская голова упиралась в невидимую преграду в проеме арки, люди бросались к тому, кто написал над ней охранный знак и, рыдая, целовали полы одежд. Но чаще всего, злорадно скалясь, сумеречники протыкали невидимый смертному зрению покров, как мыльный пузырь - и с хихиканьем перешагивали пороги и ступени. Тарег так не смог понять, почему Абу аль-Хайр с таким недоумением рассказал про старенького школьного учителя, чья скверная каллиграфия сумела остановить Эоху-Конька в воротах цитадели. Ашшариты долго кивали и изумленно цокали языками, и почему-то молились и просили у Всевышнего прощения - зачем, непонятно. Но и тогда, и сейчас у нерегиля не было времени, чтобы вникать в местные суеверия.

   В Куба-альхибе охранными знаками занимался аз-Захири, на пару с толстым, как рисовый колобок, муллой Куба-масджид. Тот степенно, отпихивая какие-то странные тени носками туфель, доплелся до ворот водосбора ближе к сегодняшнему вечеру. Ну, как степенно - под охраной Тарега с Аллилем. "Я не могу оставить дом молитвы", упирался он до последнего. "Не отдам на растерзание!". Они выволокли почтеннейшего Абд-ар-Рафи ибн Салаха под руки прямо из киблы - над прямоугольным порталом масджид повисло с дюжину черных летучих мышей подозрительно большого размера. Уже на площади мулла сердито стряхнул руки сумеречников и оглянулся: в густеющей темноте твари разевали пасти, перехватывались когтями и, как невиданные мерзкие насекомые, ползли к лепесткам печатей Али. Когда стемнело окончательно, от высоченной, закрывающей звезды громады масджид стали доноситься звуки - словно кто-то что-то грыз. И скрежетал, словно выпиливал или буравил. И время от времени выл - с нездешней злобой, от которой немели пальцы и поднимались волосы на шее.

   А самое странное - нигде не было видно самих карматов. То есть прошлой ночью город подожгли в нескольких местах. Абу аль-Хайр сказал, что видел каких-то всадников, похожих на бедуинских, крутились на улицах вокруг рыночной площади и цитадели. Со стен крепости хорошо просматривался вражеский лагерь, вытянувшийся вдоль вади - насчитали тысячи костров. Но по обезлюдевшему, затаившемуся городу пока бродили лишь твари.