Мне отмщение

   За одной такой грудой камней - старой-старой, из наметенной в щели земли уже пробивалась верблюжья колючка - они обнаружили мертвую семью. Поколений пять прикорнуло за камушками: старики, родители, молодые, внуки, еще дети. Лежали кучно, но не вповалку, словно сбились перед смертью в теплый комок - пытались удержать жизнь общим дыханием. В сухом жарком воздухе тела скукожились и потемнели, кожа ввалилась, кости выпятились. Жалко трепались под ветром края покрывал, рукава рубашек. Выражение пергаментных лиц еще читалось, но на них не было страха. В долине Ула не осталось даже стервятников, глаза трупов не выклевали. Веки были плотно прикрыты. У всех. Казалось, что они умерли во сне. Все шестнадцать человек.

   Тарег осторожно пригнулся над длинным костистым телом мужчины. Желтозубый рот с треснувшими сухими губами казался каким-то странно... разинутым. Как будто человек хватал воздух перед смертью. Нерегиль долго колебался, прежде чем решился прикоснуться к высокому стоячему воротнику. Сморщился, легонько оттянул - двумя пальцами. И, резко выдохнув, отпустил ветхую ткань.

   - Чего там? - мрачно вопросил с высоты верблюда Лайс.

   Их щербатый благодетель благоразумно не покидал седла. В самом деле, смотреть на непонятно чьи трупы - кому ж это понравится...

   - Что скажешь, шейх? - тихо спросил Тарег жалостно сморщившегося языковеда.

   Аз-Захири поднял худые плечики и нахохлился - то ли от холода (вечерело, а на старике трепался только латаный бурнус), то ли от страха.

   На горле трупа, слева от выпяченного, как хребет ящерицы, кадыка, темнели два длинных отпечатка клыков.

   - Аждахак... - тихо сказал сам себе Тарег. - Какие спокойные лица... Выходит, они даже не сопротивлялись...

   - Кто? Кто-кто? - озабоченно поинтересовался Лайс и пугано завертел головой. - Какой такой Адж-Даххак? Местный разбойник? Не слышал о таком!.. Надо поскорее отсюда делать ноги, эй, вы, чего встали!..

   На его увещания никто не обратил внимания.

   - Как так вышло? Как можно просто подставить шею дракону?.. - кривясь и морщась от невообразимостей, продолжал упираться нерегиль.

   Подобное не вмещалось в голову.

   - Один за другим? Он просто подходил к каждому, смотрел в глаза и разевал пасть? А они?..

   - Судьба... - коротко бормотнул аз-Захири.

   - Эй вы, ноги, говорю, надо...

   - Замолчи.

   Тарег обернулся и смерил бедуина взглядом.

   - Молчи и слушай. Или не слушай. Ковыряйся в носу. Не мешай нам.

   Лайс обиженно притих на горбу шумно дышащего верблюда. Тот потянулся к колючке и принялся жевать ее мягкими пушистыми губами.

   - Это святые места, - жалобно пискнул языковед. - Святые места! Сюда... сюда заказан путь язычникам!

   И тут же осекся, быстро втянув голову в плечи.

   - Я это очень хорошо заметил в Хайбаре, - мрачно ответил Тарег. - К тому же, вдруг это правоверный аждахак?

   - Не кощунствуй! - снова пискнул аз-Захири, пугаясь собственной храбрости.

   Годы, проведенные в стойбище кальб, научили его нерушимости причинно-следственных связей: ты говоришь неприятную правду, а потом тебя бьют. Языковед ожидал от Тарега затрещины.

   - Молись своему Всевышнему, чтобы этот дракон не оказался паломником, также стремящимся в Медину, - дернул плечом нерегиль.

   Слоистые скалы Улы сменились каменными осыпями "благословенной долины" - Мунтазах Байдах, приводящая путника прямо к святыням, истомно таяла под неярким осенним солнцем.

   Громадная пустошь неоглядным песчаным полотном тянулась к горизонту. Справа вставали конусовидные безжизненные холмы, слева они подползали грядами, словно поджидая удобного момента, чтобы подкрасться ближе. Над щебенистой землей колыхались колючие кусты - казалось, их высадили ровными рядами ради оживления бесприютного пейзажа. Мягкий песок Улы, натекающий под ветром ребрышками-грядками, сменился каменной россыпью, больно ранящей босые ступни.

   Споткнувшись и отбив в очередной раз правую ногу, Тарег сдался. Сел на землю прямо посреди дороги и принялся баюкать ушибленный большой палец. Его спутникам пришлось спешиться и раскинуть походный тент.

   Устроившись в тени и жуя финики, они пригляделись к окрестностям.

   И Лайс вдруг сообразил: вон те темные пятна под склоном рыжеватой горки справа - походный лагерь таких же путешественников! И быстро погнал к ним верблюда. Остатки фиников бедуин забрал с собой: ну как же, нужно обменяться дарами со свободными сынами пустыни, обычай есть обычай...

   Вернулся он очень быстро. Глядя, как мчащийся обратно Лайс колотит верблюда палкой, аз-Захири аж застонал:

   - Ой плохо, ой плохо, ой что будет, судьба отвернулась от нас, жестокая насмешница...

   - Хватит стонать, - злобно прошипел Тарег, щурясь на заплывающий дымкой горизонт с одинокой фигуркой всадника на палевом верблюде.

   Неяркое солнце и пересекающие землю тени облаков скрадывали силуэт, и казалось, что Лайс сам собою плывет над жухлой травой и песками.

   Бедуин разродился новостями, еще не успев поставить верблюда на колени: