Мне отмщение

   На свободном пятачке перед тронным тахтом сворачивали ковер четверо слуг-фаррашей. На ковре целовали землю и приветствовали эмира верующих - кое-кто и с почетной подушкой под задницей - сановники и знать. Ковер сворачивали, ибо халиф приказал стражникам привести нерегиля. Мда, Тарику за его художества ковра не полагалось. Точнее, полагалось, но не такого вида. Для нерегиля нужно стелить кожаный - чтоб рубить голову.

   Стража-хурс, что ввела в зал Тарика, оказалась сплошь из сумеречников - по-кошачьи легко вступая в зал, они даже не звенели доспехом.

   По обычаю, который всегда казался Абу аль-Хайру издевательским, мятежного командующего заставили облачиться в придворный кафтан. Поэтому Тарик шел, как всегда вздернув голову и ни на кого не глядя, в черной одежде - и оттого еще больше походил на пойманную галку. Запястья ему связали, конец веревки держал шедший впереди гулям стражи.

   Подведя нерегиля к голому месту перед халифским троном, воины надавили ему на плечи, заставляя встать на колени.

   Кланяйся, про себя прошипел Абу аль-Хайр. Кланяйся, упрямая, злобная скотина, ты ж угробишь все, что еще не успел угробить, с тебя станется...

   Присутствующие ахали и возмущенно переглядывались. Тарик и не думал склонять головы и отдавать церемониальный поклон. Хаджиб растерянно вертел головой и явно не знал, что делать. Наконец его прорвало - вытирая потный лоб краем чалмы, бедняга рявкнул:

   - Приветствуй своего господина, как подобает, о нерегиль!

   А Тарик развернулся к нему и громко ответил:

   - А я не знаю, как мне подобает приветствовать моего господина, о Абу Муса! Если я все еще главнокомандующий, то почему меня схватили без суда, даже не объявив вину? А если нет - то почему мне велено надеть черный придворный цвет?

   - Разрешаю целовать землю перед троном, - невозмутимо отозвался аль-Мамун со своего тронного тахта.

   Черная спина Тарика переломилась в поклоне - ну наконец-то.

   - Разрешаю подняться, - так же спокойно приказал халиф.

   Тарик тут же выпрямился, как надгробный столбик.

   - Тебя обвиняют в побеге, избиении верующих и нападении на харим своего господина.

   Все ждали, затаив дыхание.

   - Ты сбежал и скрывался от меня, о Тарик?

   - Да, - кратко ответил нерегиль.

   А что ему было еще отвечать?

   - Ты убивал ашшаритов?

   - Да.

   - Напал ли ты на мой дом и моих домашних?

   - Да.

   Под вздохи и возмущенные перешептывания собравшихся аль-Мамун развел руки:

   - По обычаям и законам аш-Шарийа за такие преступления предают смерти.

   Снова потянулось молчание - Тарик ничего не ответил.

   - До меня также дошли подробные известия о том, что ты делал в Медине, Тарик. Еще до меня дошли известия о том, по какой причине ты уклонялся от службы в течение столь долгого времени.

   Опять длинная пауза. Как же тихо, хоть бы кашлянул кто. Или сморкнулся - холодное же время, самое время для соплей...

   Халиф провел ладонью по короткой черной бородке:

   - Однако я был бы последним глупцом, если бы казнил тебя, о Тарик. Ты храбро сражался с недругами и наказывал врагов веры. Что же до твоего побега, то ты повел себя не как раб, бессмысленно исполняющий приказ хозяина, а как благороднейший из мужей, дорожащий своей честью. Об иных событиях я умолчу, ибо благородные люди это не обсуждают. Но я точно знаю: лучшего главнокомандующего у меня нет и не будет, клянусь Всевышним. Поднимись, ты свободен.

   Зал потрясенно ахнул.

   Стражник-сумеречник одним скрежещущим длинным движением вытянул из ножен меч и упер его острием в плиты пола перед Тариком. Тот медленно-медленно поднял связанные запястья. Сбоку, словно черный оборотень из сказки, вырос Якзан аль-Лауни, схватил за плотно намотанные веревки и полоснул ими сверху вниз по клинку. Путы распались, сумеречник убрал меч и Тарик упал на освобожденные руки.

   А халиф вдруг вынул из-под подушки железный жезл и зычным голосом крикнул:

   - Слышишь ли ты меня, о Абу Хамзан!

   И Абу аль-Хайр, набрав в легкие воздух, откликнулся, делая шаг из ряда:

   - Да, мой господин!

   - Исполняй свой долг, о Абу Хамзан!

   И Абу аль-Хайр рявкнул так, что под сводами запрыгало эхо:

   - Взять заговорщиков!!!..

   В зале стоял немыслимый ор, в котором тонул даже лязг оружия: кое-кто из эмиров войска попытался взяться за меч. Хурс выдвинулся от стен слаженно, тесня всех к середине зала. Не глядя на чины и возраст, людей либо хватали за вороты халатов и отшвыривали прочь, либо связывали и волокли к безоконной западной стене, и там бросали на мгновенно пропитавшихся всякой неприятной влагой коврах.

   - Вставай, Тарег! - Иорвет тряс нерегиля за плечо. - Поднимайся, мы здесь мешаем!

   Они действительно мешали: двое гулямов тащили за локти отчаянно верещащего и выкрикивающего то угрозы, то мольбы о пощаде купца. Тот скребся по полу ступнями в мгновенно ставших дырявыми чулках.

   - Помогите! Я ни в чем не виноват, клянусь Всевышним! - орал он. - Я ни в чем не виноват, меня заставили!

   - Тарег? Поднимайся!

   Нерегиль сдавленно проговорил:

   - Н-не могу...

   Иорвет подставил локоть:

   - Обопрись и поднимайся. Аль-Мамун смотрит.

   Халиф действительно смотрел на них. И с довольной улыбкой пощипывал коротко стриженную черную бородку.