Мне ли не пожалеть…

Все-таки тогда, как ни был он слаб, он огорчился. Он увидел, насколько привык, что они – его хор, что они слушают его, едят из его рук. Они уходили все дальше и дальше, звук то терялся, то возникал снова, и даже нельзя было понять, с какой стороны. Каждый раз он не знал, услышит ли их еще или на этот раз все, конец, но это было уже неважно.

Как он добрался до куста и в его тени заснул, Лептагов не помнил. Очнулся он только утром следующего дня. Куст давно завял, и от стоящего высоко солнца не было защиты. Он лежал в полузабытьи там же, где лег вчера, и, не в силах встать, слушал, как везде вокруг слитно и мощно звучит его хор.

Он не знал, то ли он еще дремлет, то ли снова с ним играет память, или это и в самом деле их голоса. Наверное, если бы у него было время, он бы сумел понять, что это, но сейчас он мог думать только о солнце и об этом засохшем кусте шиповника. Солнце поднималось выше и выше, и скоро ему сделалось так плохо, что он стал просить Господа о смерти. Не в силах удержаться, он плакал, как ребенок, и повторял: «Лучше мне умереть, нежели жить».

И сказал Бог Ионе: «Неужели так сильно огорчился ты за растение?» Он сказал: «Очень огорчился, даже до смерти».

Тогда сказал Господь: «Ты сожалеешь о растении, над которым ты не трудился и которого не растил, которое в одну ночь выросло и в одну ночь пропало.

Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой, и множество скота?»