Вчера праздновали свадьбу Аркадия. Было весело и вакханично. Прощай мой милый, родной и любимый… А сегодня — приготовиться к эвакуации и Бог весть на какое время!? Остатки кубанской «Армии возрождения России» генерала Фостикова (около 2000 бойцов) спустились с гор, захватили Адлер и готовы двинуться на Сочи…
Просидели в Туапсе в вагонах поезда 10 дней, пока фостиковцы не эвакуировались на врангелевских транспортах в Крым, и только потом вернулись обратно. Все рады и довольны. Аркадий мило встретил меня. Он похудел и побледнел, но остался таким же видным и красивым. И у него были такие добрые глаза. Называет меня не иначе, как Ляличка, и это ласково и хорошо. Серёжа стал более угрюм и сдержан, чем раньше.
В субботу собираемся за фруктами в Уч-Дере. Поедет чуть ли не весь «Рабис», а вернёмся в воскресенье или в понедельник утром. Целый вагон одних артистов! Это будет чудно и весело. Только бы дело не испортилось. Мне так этого хочется!..
Вечность не писала. Отношение моё к Аркадию не изменилось и даже усилилось. А с Верочкой мы большие друзья. Внешне, наверное, никто и не замечает, что он мне ещё нравится, так как я посылаю цветы П., флиртую с Серёжей и не обращаю на А. никакого внимания. Но сколько тяжёлых и горьких минут провела я, лёжа вечерами в кровати и мечтая о невозможно далёком. Вижу склонившееся лицо с серыми глазами и седеющими прядями волос. Какие-то нервно-искривлённые губы шепчут непонятные слова о счастье и любви. Засыпаю и во сне опять вижу его и своё такое призрачное счастье…
Сцена, кулисы во время пьесы. Рампа ярко освещена, ходят загримированные люди и что-то преувеличенно громко говорят. В крайней дамской уборной никого. Усталая вхожу и сажусь на диван, и вдруг чьи-то руки обнимают меня, я ощущаю на своих тубах и лице страстные поцелуи. Прижимаюсь лицом к мягкому пальто, и пробившийся через щель свет блестит в огромных серых глазах. Счастье становится таким близким и ощутимым. А потом… серенькое утро, дождь, разжигание самовара, топка печи и монотонный день. Иногда полезен бывает Серёжа с яростным натиском, желанием целоваться и делать неимоверные глупости.
Я поступила в драматическую студию и усердно занимаюсь. Уроки пластики идут отлично, драмы — хорошо, Лепковская хвалит за басни и гекзаметр. Уроки мимики — слабее, но возможно я ещё не привыкла. Сегодня будет сам Лепковский. Обещал позаниматься со мной. И страшно, и интересно.
Осенью думаю ехать в Москву, продолжить образование в студии Художественного театра. Буду серьёзно заниматься. С Аркадием мы на «ты», а Верочка сейчас болеет. Очень милы и ухаживают за мной многие, но ничего серьёзного не предполагается, разве что с Серёжей…
За окном холодно и снег, но сейчас потеплело. Целое утро уже сидела на балконе в одном платке. Скоро я снова оживу и зацвету. Зима убивает мысль, а солнце, море, цикады возвращают к жизни. Скорей бы стаял снег!..
30 августа 1918 года в прихожей здания Министерства Иностранных Дел на Дворцовой площади Петрограда среди дня был убит политическими противниками большевиков (из партии «Народных социалистов») видный чекист Моисей Урицкий. Убийцей оказался бывший юнкер Михайловского артиллерийского училища 22-летний романтик революции и поэт Леонид Каннегисер:
Уже на следующий день красный террор[815], начавшийся в бывшей столице, унёс жизни… 512 ранее арестованных видных представителей свергнутого режима! Теперь к голодающим жителям, бегущим прочь из города в деревни и сёла провинциальных губерний, присоединились и средние слои населения, напуганные произволом и беззаконием преступной власти. Как вспоминал поэт Н. Оцуп: «…Умирающий Петербург был для нас печален и прекрасен, как лицо любимого человека на одре».
В начале октября покинула Петроград и Елизавета Семёновна с дочерью Ольгой. В ноябре к ним присоединился и Георгий. 1914–18 годы стали периодом его вхождения в литературную среду: публикация рассказа «Весёлые кони»[816], повесть, стихи и статьи в «Огоньке», «Аполлоне», «Новом журнале для всех», «Северных записках», «Биржевых ведомостях». И первый сборник стихов «Облака», датированный началом января 1916 года.
Из рецензии Н. Гумилёва:[817]
…Георгий Адамович является поэтом во многом не установившимся. Ему не хватает ни технического опыта, ни навыка угадывать, когда чувство созрело для воплощения… Однако везде чувствуется хорошая школа и проверенный вкус, а иногда проглядывает своеобразие мышления, которое может вырасти в особый стиль и даже мировоззрение…