Князь время от времени испытующе смотрел на меня, я знаю, как он всё подмечает, как он подозрителен. И оттого я чувствовала себя страшно неловко. Вот почему и прощалась с Вами так холодно, хуже, чем чужая.
Сейчас у меня сильно болит голова, едва пишу. Но хочу просить — нельзя ли видеть Вас завтра, хотя бы на 5 минут утром или днём, когда будет удобно? Мы завтракаем в 12 1/2 , обедаем в 6 часов у Вишневских. Я бы могла приехать утром или после завтрака на Погулянку, чтобы не отнимать у Вас время, и сказать несколько тёплых слов на прощанье (не забудьте о книге Вашей матушки).
Ведь самое ценное в жизни — отдать другому хотя бы частичку своей души, а в Вашем отношении ко мне я не сомневаюсь. Всё остальное не стоит внимания. Простите за кляксу и несуразное письмо. Я приеду, куда укажете и когда Вам будет удобно. Только ради Бога не подумайте ничего дурного. М. Станкевич.
Из письма от 30 мая 1912 года (Кобыляники, Виленск. губ.):
… Вот уже неделя, Борис Викторович, как я написала Вам моё первое письмо.
Волнуюсь, не зная, получили ли? Успокойте меня. 20-го едем к Чегодаевым. Пробудем недели две. Их адрес: Орловско-Рижская дорога, ст. Починок или Боровское. Но Вы успеете написать мне ещё сюда. Если что, письмо перешлют за мной.
Как себя чувствуете? Мне стало немного лучше. Начинаю отходить от сильной усталости. Жду с нетерпением известий. М. С.
Из письма от 18 июня 1912 года (Кобыляники, Виленск. губ.):
…Каждый день жду письма от Вас и каждый день приносит мне разочарование. Сегодня на моё имя пришло письмо с адресом, написанным совершенно Вашим почерком, но с чёрной каймой. Сердце невольно сжалось от боли и… радости, что, наконец-то, ожидаемое от Вас. Но, увы, письмо было от родственника, потерявшего весной жену и ребёнка. И такое грустное и подавленное, что на душе стало ещё тяжелее. Несчастный человек!
Отчего не пишете, Борис Викторович? Дошли ли два первых моих письма? Не изменилось ли Ваше отношение ко мне? Вы, вероятно, съездили в Москву, рассеялись, отдохнули. И наше короткое знакомство вспомнилось Вам, как нечто странное и ненормальное? Пусть так, но желание моё писать Вам, узнать ближе — совершенно искренно. Мы почти не знаем друг друга. Но я Вам верю; до глубины души была тронута Вашими словами по телефону в день отъезда. Вы отнеслись ко мне по-человечески и бережно, как друг, позволили справиться с тем, что так охватило меня.