А вот как заканчивается эта самая первая глава: «– И доказательств никаких не требуется, – ответил профессор и заговорил негромко, причем его акцент почему-то пропал: – Все просто: в белом плаще...» Здесь уже речь идёт о доказательствах бытия Иисуса. Кант опроверг пять метафизических доказательств существования Бога и создал взамен своё собственное, но уже на новом уровне развития классической философии. А теперь некий историк, воплощение беспокойного духа Канта, своим исследованием «отменяет» четыре доказательства существования Иисуса, написав новое Евангелие. Мастер, как и Кант, отказывается от метафизических оснований почитания Иисуса, рассматривая его как историческую личность – Иешуа Га-Ноцри. Однако и в этом непафосном обличье Иешуа способен побудить первосвященника Каифу и прокуратора Понтия Пилата на действия, которые позже приведут к разрушению Ершалаима и храма, к рождению христианства, определившего всё историческое развитие двух тысячелетий. Разве этого мало для доказательства существования самой влиятельной личности в Истории? И разве отсутствие у Иешуа внешних признаков царской власти уменьшает, а не подчёркивает его величие в мире идей, духовном царстве не от мира сего?
Булгаковский мастер не упоминает в своём «романе» о других учениках, о матери и женщинах Иешуа. Видимо, потому что эти фигуры имеют значения лишь для религии, а не для истории. Это для внутренней жизни христианских церквей или сект важны слова Иисуса к Петру, Иоанну и Марии Магдалине. Но внутренние отношения никак не влияли на место и роль в истории этой иудейской секты, одной из многих и при том не самых известных. Разбойник Вар-равван был намного популярнее.
Я уже обращал внимание на особый талант Булгакова-драматурга, умеющего инсценировать в нескольких лаконичных действиях величайшие романы – «Дон Кихот», «Война и мир», и при этом не потерять главных идей. Как мы помним, ершалаимские главы Романа составляют драматическую часть нашего дионисийского представления и вложены Автором в уста протагониста Воланда. Поэтому есть смысл посмотреть на «роман в романе» под этим, сугубо драматургическим углом зрения. Тогда получается, что Автор постарался вычленить из евангельского сюжета самые важные идеи, а из многочисленных персонажей самых главных действующих лиц. Поскольку Автор в данном случае перевоплощается в мастера, то есть в историка, то его интересуют не религиозные, а лишь исторически важные стороны большого сюжета. И в этом смысле наиважнейшими действительно становятся отношения Иешуа с Понтием Пилатом. Если Иешуа должен сыграть страдательную роль священной жертвы в этой драме, то Понтий Пилат играет роль активную. Три других действующих лица, без которых не состоялось бы это историческое событие – Иуда, Каифа и Афраний. Что касается Левия Матвея, то его роль в пьесе пассивна, он как бы олицетворяет всю апостольскую общину, которая не успевает за быстро развивающимся сюжетом.
Таким образом, сюжет нашего «исторического романа» не заменяет, и даже не противоречит каноническим евангелиям, а дополняет их с иной точки зрения на события. В этом конкретно-историческом преломлении имеет место обычная политическая интрига, вполне возможная и в наше время, и в любую другую эпоху. Поэтому мы вправе сопоставлять сюжет ершалаимских глав с московской частью Романа. Например, из Евангелия от Иоанна легко установить, что Иисус в ночь с четверга на пятницу распрощался со всей апостольской общиной. Тогда же её навсегда покинул Иуда Искариот. И только эти двое из всей общины остались действующими лицами в Страстную Пятницу, когда остальные лишь наблюдали со стороны, как Левий.
Но если признать, что мастер по воле Автора вовсе даже и не пытался опровергнуть или переписать канонические евангелия, а только их дополнить, тогда всплывают ещё более интересные параллели. Например, в том же Евангелии сказано: «Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту. И после сего куска вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее».[21]
Само по себе это наречение Иуды воплощением сатаны не вызывает сомнений, но в контексте Романа эти древние строки начинают жить новой жизнью. Напомню, что Воланд действует не только в Москве, но и, по его словам, присутствовал во дворце Ирода именно в тот самый день. А в последних главах Романа Воланд так же аккуратно выполняет поручение или просьбу, исходящую от того же лица. Не правда ли, есть небольшой повод для размышлений? Поэтому мы, пожалуй, продолжим анализировать «роман в романе» с рассмотрения образа Иуды из Кириафа.
14. «Кесарю – кесарево»