Млечный путь

– Добрый день. Простите, вы Ариадна?

Женщина внимательно оглядела нас с Родионом и по слогам пропела высоким голосом:

– Здравст-вуй-те! Да, я Ариадна. Чем могу служить?

– Мы по поводу вашего мужа, – выступила вперед я.

– У меня нет мужа, – ровным голосом ответила Ариадна. – И не будет больше никогда. Это не мое предназначение в этой жизни.

Мы с Перетуриным невольно переглянулись, и мне на ум сразу пришла фраза: «Как здесь все запущено!»

– А поподробнее можно? – несколько смущенно попросил Перетурин.

– Проходите, – безо всяких эмоций пригласила Ариадна.

Мы прошли внутрь квартиры. Обстановка сразу же поразила нас обоих: по углам были расставлены большие подсвечники, на стенах висели всякие причудливые каббалистические знаки, шторы задвинуты, а тусклый свет источал ночник в виде треугольника, направленного острым углом вверх. На столе были разбросаны книжки, направленность которых явно указывала на то, что хозяйка неравнодушна к мистике и эзотерике. Собственно, именно такое впечатление производила и она сама. Особенно я отметила ее рассеянный, устремленный куда-то в небеса взгляд и манеру говорить нараспев, с придыханием, а потом переходить к совершенно ровному и безэмоциональному общению.

– Так все же, ваш муж здесь не живет?

Ариадна вздохнула.

– Нет, – прошелестела она. – Если, конечно, под мужем вы подразумеваете Эдуарда Россошанского.

– А что, у вас еще муж есть? – неподдельно удивился Перетурин.

Ариадна взглянула на него снисходительно.

– Молодой человек, – чинным тоном строгой учительницы начала она. – Дело в том, что Россошанский был навязан мне материальным миром. И он не является моим мужем. Собственно, теперь уже и по паспорту. Вас ведь это интересует в первую очередь?

И она, усмехнувшись, одарила нас настолько снисходительным, полным превосходства взглядом, что я чуть не рассмеялась.

– Так вы развелись? – уточнила я, поскольку все «предназначения свыше» волновали меня куда меньше реальных фактов. Такой уж я была безнадежной материалисткой.

– Да, – ответила Ариадна. – Он посчитал, что тоже нашел свое предназначение.

– То есть Веронику Вересаеву? – прямо спросила я.

Ариадна поджала губы.

– Я никогда не слышала такого имени, – с пафосом произнесла она. – И вообще, считаю, что пассии моего бывшего мужа меня не касаются. Наверное, вы хотите сказать, что он ушел к этой женщине и теперь, живя с ней, обрел какие-то проблемы? Молодые люди! Вы вообще кто?

– Я приятель Эдуарда, – взял на себя ответственность Перетурин, выступая вперед. – Пропал наш общий друг, и теперь мы ищем Эдуарда, чтобы побеседовать на эту тему, – исказил Родион истину в интересах дела.

– Какой друг пропал? – нахмурилась Ариадна. – Имейте в виду: ничто в этом мире не происходит зря! Если он пропал, значит… Значит, так надо. Может быть, там ему лучше…

– Где – там? – спросила я.

– Там, куда он пропал, – ответила Ариадна, ничтоже сумняшеся.

«Как трудно с убежденными идеалистами», – заметила про себя я.

– Имя Вячеслав Колесников что-нибудь вам говорит? – спросил тем временем Перетурин.

– Вячеслав Колесников, – медленно проговорила Ариадна, вроде бы что-то вспоминая.

Она с меланхоличным видом католической святой крутила бахрому на скатерти, наклонив голову набок.

– Да, я что-то слышала про него, – наконец ответила Россошанская.

– А что именно? – вежливо уточнила я.

– Мой муж грозился убить его, – совершенно спокойно сказала Ариадна.

– Как?! – подался вперед Перетурин.

– Как именно, я не знаю, молодой человек, – резко отозвалась Ариадна, в голосе которой послышались металлические нотки. – Меня это не интересует. Просто я была у него на той квартире, где он сейчас живет в поисках лучшей жизни. Он был безобразно пьян. И он говорил мне, что Вячеслав лишил его счастья. Он изъяснялся в иных выражениях, но я их сейчас не буду воспроизводить.

– Так-так, очень интересно становится, – констатировала я.

– Абсолютно ничего интересного, – не согласилась Ариадна. – Мой бывший муж в пьяном виде нагородить может что угодно. И лишь те, кто с ним знаком слишком мало, могут воспринять это всерьез.

– Почему?

– Потому что он трус. Он всегда боится всего: изменить свою жизнь, поскольку есть риск, что будет еще хуже; неосвещенных улиц, потому что можно ненароком сломать ногу; неприятностей с милицией, потому что это грозит тюремным сроком. А он привык считать себя благополучным. Я бы назвала это заурядным. Он не понимает, что нужно найти свой, истинный путь – только так можно обрести счастье. Но не мне его судить и не мне наставлять, – закончила Ариадна. – Вот так.

– Скажите, а Веронику Вересаеву вы в самом деле не знаете? – спросила на всякий случай я.

– Я не сумасшедшая, я отвечаю за свои слова! – вдруг возмутилась Россошанская. – За кого вы меня принимаете?!

Мы с Перетуриным снова переглянулись, и оба, кажется, подумали об одном и том же: «Как же сложно с некоторыми категориями людей!» А я еще подумала о том, что Россошанскому, похоже, нельзя было позавидовать в плане его личной жизни. Однако это имело мало отношения к тому, чем мы сейчас были озабочены.