МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ №4, 2015(15)

– Перрин! – сказал я. – Мистер Батлер и мисс Хоуп в безопасности. В этой записке все разъясняется. Вместе с женой оставьте меня здесь и ничего тут не трогайте. Не подымайте шума по крайней мере неделю. Если же к этому времени мы не вернемся… Что ж, тогда делайте все, что посчитаете нужным. Понятно?

– Нет, сэр! Так нельзя. Где…

– Перрин! Вам понятны мои указания? Извольте их исполнять. Закройте дверь сюда и… И держите ее на запоре не меньше недели!

Я решительно уставился на него, и Перрин захлопнул дверь.

Теперь я занялся аппаратом, о котором написал Вик. Он состоял из четырех высоких, тонких стоек, образующих квадрат со стороной около ярда. Стойки держались на тяжелых медных консолях, установленных на прочном основании из изоляционного материала. На каждой стойке, как на стебле, располагался похожий на увядший цветок глубокий, хорошо отполированный рефлектор, обращенный внутрь и вниз. Все это сооружение напоминало каркас миниатюрного небоскреба.

Я пролез между двумя опорами и взглянул наверх. Похоже, все четыре рефлектора смотрели мне прямо в лицо. Я ожидал увидеть в них лампочки, однако там оказались грубо обработанные шарики плавленого кварца.

Беглый осмотр механизма вполне удовлетворил меня. Если Вик и Хоуп проделали такое путешествие, почему бы и мне не отправится по этому маршруту? Я взглянул на бумагу в руке с инструкцией Вика и, пристально глядя на стрелку, медленно повернул первую ручку на приборной доске.

Стрелка двигалась неторопливо, как у масляного манометра, когда давление постепенно растет. Двадцать один… двадцать пять… двадцать шесть… двадцать семь.

Я подождал некоторое время, но ничего не происходило, только слабо гудел генератор в дальнем углу комнаты да слабо подрагивала стрелка. Я еще чуть-чуть повернул ручку, и стрелка остановилась точно на цифрах 2700. Тогда я взялся за другую ручку.

Эта вторая ручка представляла собой тонкий диск из твердой резины или бакелита с красной полоской на одной стороне. На панели справа тоже была нанесена красная полоска. Когда они совпадут… Тогда что-то произойдет.

Я медленно повернул ручку, и головки стоек загорелись разными цветами: янтарным, бледно-зеленым, ярко-синим и, наконец, багровым. По мере того как я поворачивал диск, интенсивность излучения возрастала.

Я не только видел свет – я его чувствовал. Он давил мне на тело и заставлял содрогаться все окружающее меня пространство. Мне казалось, что лучи, сталкиваясь, борются между собой.

На мгновение мне почудилось, что я становлюсь легким, как воздух, и что мои ступни отрываются от пола. Потом, когда полоски сблизились, ощущение невесомости сменилось чувством огромной тяжести. Ноги под весом тела задрожали, я весь вспотел. А лучи все давили и все хлестали меня жестоко и победительно…

В отчаянии я торопливо совместил две полоски. На меня навалился мягкий, обволакивающий груз. Я потерял зрение и слух, все чувства меня покинули. Я мог только мыслить, и эти мысли были ужасными.

Потом неожиданно раздался страшный треск, и все ощущения вернулись ко мне. Всего мгновением раньше я стоял в лаборатории Вика, медленно вращая ручки, и свет четырех рефлекторов хлестал по моей коже. И вот… Теперь я стоял на свежем воздухе в другом мире. Кошмарном мире, для описания которого трудно найти подходящие слова.

Зловещее желто-зеленое небо нависало над ровной, почти голой землей. Лишь кое-где виднелись странные растения, отдаленно напоминающие деревья. Перевернутые деревья, чьи широко раскинутые ветви жадно стремились к голой черной почве, а короткие, узловатые корни мученически тянулись к безжалостным небесам.

Слева в отдалении на фоне мрачного небосклона вырисовывалось множество грубых уродливых башен, но никаких форм животной жизни я не заметил. Голова у меня кружилась то ли от странного эксперимента, то ли от неожиданного попадания в чужой мир. Я нерешительно направился было к городу, но едва успел сделать первый шаг, как невесть откуда, чуть ли не из разреженного, дурно пахнущего воздуха, передо мною внезапно материализовалось около дюжины каких-то чудищ.

С первого взгляда они походили на людей. То есть у них были головы, туловища, две руки и две ноги. Тем не менее я бы не назвал их людьми. Огромные, круглые, немигающие глаза без ресниц и бровей и впалые, напоминающие щели рты делали их лица нечеловеческими. Нет, я бы сказал, что это не люди, а живые символы отчаяния.

Их тонкие ножки гнулись в коленях, их руки бессильно болтались вдоль туловища, углы ртов искривлялись вниз и даже огромные уши висели, как у собак. Их круглые, темные, тонущие в глубоких впадинах глаза излучали страдание и муку.

Грубое черное одеяние этих существ казалось небрежно сотканным из жестких волос, но в то же время выглядело живым. Оно топорщилось и переливалось, словно состояло из множества неустанно движущихся частиц. Когда странные создания приблизились ко мне, я заметил, что их плоть тоже представляет собой разреженную субстанцию.