Бывший дивизионный комиссар уехал на следующий день. Похоже, Дидро нашел в Дорнье слушателя, о котором мечтал долгие годы: он хотел рассказать свою неправдоподобную историю, чтобы его не перебивали и не задавали лишних вопросов. А может, он столько лет молчал, поскольку материал лежал в архиве, дело не было закрыто, и обсуждать его с посторонними Дидро не имел права. Формально он и сейчас не должен был откровенничать – насколько Дорнье знал уголовное право, извлечь из архива нераскрытое дело и рассказывать о нем первому встречному можно через пятьдесят лет. А прошло сорок два.
Наутро физик проводил Дидро на вокзал. На перроне пожали друг другу руки, пожелали здоровья, но не обменялись ни телефонами, ни адресами. Для Дидро Дорнье был случайным собеседником: поговорили и разошлись.
Дорнье оставалось провести в Фортиньяне еще шесть дней, но ближе к вечеру он отправился к главврачу и огорошил доктора Арнольда сообщением, что намерен выписаться немедленно или, в крайнем случае, завтра после обхода. «У меня появились срочные дела, чувствую я себя прилично, и, если пропущу несколько последних сеансов терапии, не думаю, что это сильно повлияет на мое здоровье».
Арнольд пожал плечами и попросил «на воле», как он выразился, выполнять предписания, которые даст перед выпиской в письменном виде.
Нога у Дорнье немного побаливала, но она побаливала много лет, он привык. Получив документ о выписке, он отправился на вокзал, где сел не в цюрихский поезд, отправлявшийся в двенадцать пятнадцать, а в парижский, уходивший на семнадцать минут позже.
Будучи честен с собой, Дорнье должен был бы признать, что зря все это затеял. Доказывать что бы то ни было он никому не собирался, а истинность рассказа Дидро не подвергал сомнению. Самое правильное было вернуться в Цюрих, к коллегам в лаборатории, рассказать о двух неделях, проведенных в замечательной клинике Арнольда. «Нога не болит, и, если делать назначенные упражнения, кризисы больше не повторятся. Забудем о плохом и вернемся к нашим баранам, то бишь интерферометрам Квята-Зендера. Что у нас на третьей стадии эксперимента?»
Но ехал Дорнье не домой, а в Париж, и причиной было скорее женское, сугубо эмоциональное желание кое-кого увидеть, кое-кого услышать и, в то же время, ничего никому не сказать. У него оставалось шесть дней отпуска, и он надеялся, что этого достаточно для осуществления всех планов. Точнее, для одного, но он стоил многих.
Париж, где Дорнье не был почти пять лет, встретил его проливным дождем, и по дороге в отель он даже не смог полюбоваться на Эйфелеву башню. Ему хотелось сравнить. Почему-то всякий раз, оказываясь в Париже, Дорнье непременно сравнивал, хотя и понимал бессмысленность насилия над памятью. Казалось, что, если много раз смотреть на то, что помнишь с детства, впечатления совместятся, различия сгладятся, и память станет такой, какой и должна быть.
Зато отель на Севастопольском проспекте, неподалеку от Центра Помпиду, не обманул ожиданий. Распаковав вещи, Дорнье долго стоял у окна, хотя смотреть было решительно не на что: окно выходило в двор-колодец, противоположная стена была влажной от дождя. Но смотрел Дорнье не в пространство, а во время, вопреки эйнштейновскому постулату о неразделимости пространственно-временного континуума.
Итак, Понсель. Отставной полицейский не мог ошибиться. То есть, мог, конечно, и сам Дорнье был тому классическим примером, но он все-таки надеялся, что память у старика профессиональная. «Старик, хм… А я? Неужели я тоже… В общем, да. Или почти. Все-таки я на пять лет моложе Дидро».
Понселей в Париже наверняка несколько тысяч. Раулей Понселей – несколько сотен. Правда, еще есть возраст: сейчас ему должно быть шестьдесят пять. Возможно, такой вообще один. Это было бы замечательно, но на везение Дорнье не рассчитывал.
Поужинав в кафетерии отеля, он спросил у портье, куда нужно обратиться, чтобы найти в Париже мужчину шестидесяти пяти лет по имени Рауль Понсель.
– Понятия не имею, месье, – был ответ. – Еще несколько лет назад я бы вам сказал, что найти человека можно, обратившись с запросом в министерство внутренних дел, но недавно эту службу упразднили будто за ненадобностью, поскольку все нужные сведения теперь есть на сайте в Интернете, и необходимо только ввести нужны данные…
– О! – воскликнул Дорнье, прервав бесконечно длинную фразу. – Как я сам об этом не подумал!
– Только прежде, месье, на сайте нужно зарегистрироваться, ввести данные о себе, ответить на десяток не относящихся к делу вопросов. Действительно, зачем им знать имя вашей матушки, чтобы допустить к базе данных, не имеющих к ней никакого отношения?