– Это так. – Уверенность пришла не в результате логического анализа, как он привык. Это была иррациональная, впервые испытанная им уверенность в собственной правоте. Ощущение верующего, увидевшего чудесное, сверхъестественное явление, объяснимое только божественным вмешательством. Блажен, кто верует. Купревич поверил. Не в Бога. Не в чудо. Чувство было сродни религиозному, но не имело к вере в сверхъестественное никакого отношения, уж хотя бы это Купревич понимал прекрасно. Озарение – вот что на него снизошло. Он держал в руках часть собственного прошлого, которое было и прошлым этого человека, Баснера.
– Вы говорили, что у наших наук – астрофизики и истории – есть кое-что общее, – сказал Купревич. – Почему вы заговорили об этом?
А почему вы об этом вспомнили? – сказал взгляд Баснера. Вслух он произнес:
– Я иногда об этом размышлял. Не часто, но… А когда узнал, что вы астроном…
– Астрофизик, – механически поправил Купревич. – То есть заговорили об этом, потому что рядом оказался я. Почему?
– Что почему? – не понял Баснер.
– Как получилось, – терпеливо говорил Купревич, стараясь сдерживать мысль, чтобы слова ее не опережали, – как получилось, что наши места в самолете оказались рядом? У нас могли быть билеты – это вероятнее всего – в разных рядах или даже на разных рейсах. Более того, мы оказались вдвоем, третье кресло свободно, будто специально.
– Будто специально… – пробормотал Баснер. И возмутился. – Не думаете ли вы, что какая-то разумная… ну, не знаю… судьба? Рок?
Купревич дернулся как от пощечины.
– Нет, конечно. Нет.
Мысль в сознании почти оформилась – во всяком случае, настолько, что он смог задать следующий вопрос:
– Кто и когда сообщил вам о… смерти… Ады?
Слово «смерть» по отношению к Аде по-прежнему давалось ему с трудом. Чтобы его произнести, нужно было от чего-то оттолкнуться, что-то преодолеть, броситься с высоты в пропасть.
Баснер не обратил внимания на запинку. Его больше возмутил тон – резкий, настойчивый, будто вопрос задавал полицейский следователь, и нужно было отвечать быстро, не раздумывая.
– Мне позвонил режиссер театра, Узиэль, – медленно заговорил он, глядя в глаза Купревичу и следя за его реакцией. – Было три часа ночи, а в Израиле уже день. Он сказал, что с Адой произошло несчастье, и у меня… я… я почему-то сразу понял, что ее нет. По голосу. Дальше помню смутно. Он что-то говорил, я только понял, что меня ждут, билет заказан за счет театра… Эти слова привели меня в чувство. Что значит: произошло несчастье? Ада в больнице? «Ада умерла, инфаркт… соболезнуем…» Он сказал, что пришлет мейл, где все будет написано.
– Вы ему поверили?
Баснер со всхлипом вздохнул. Нет. Не поверил. Как он мог?
– Я позвонил Аде на мобильный. Несколько раз попадал на автоответчик. Потом ответила женщина. Мне в первый момент показалось, что Ада. Но это была Ронит Авидан, ее партнерша, они вместе играли. Ронит плохо говорила по-английски, а я не знаю иврит. Но сумел из странного набора ее слов понять… А вы? Как узнали вы?
Теперь в голосе Баснера звучали прокурорские нотки.
– Примерно то же самое. – Купревич не ожидал, что ответ будет таким. Почему? Он не мог себе объяснить, но такое совпадение… после того, как… странно. – Только имена другие. И он сразу сказал, что Ада умерла.
– Что же получается? – изумленно (он еще не перестал изумляться?) спросил Баснер. – Почему другие? Странно!
– Боюсь, – сухо произнес Купревич, – все куда более странно, чем вам кажется.
– Более…
– Телефон у вас с собой, конечно? Можете посмотреть, в какое время – точно – вам звонил Узиэль?
Баснер достал смартфон из бокового кармана пиджака, включил, время тянулось медленно, оба ни о чем не думали – старались не думать. Думали о том, чтобы не думать.
Пальцы у Баснера опять дрожали, но нужную позицию он отыскал быстро.
– Видите? – произнес он и повернул экран, чтобы Купревич мог убедиться. – Время нью-йоркское. Три часа одиннадцать минут и семь секунд. Разговор продолжался четыре минуты сорок одну секунду. Номер израильский.
– Да, – кивнул Купревич. Достал свой мобильник, оставленный включенным, несмотря на требование пилота. Он знал, что работающие гаджеты не опасны для электроники. Нашел отметку о разговоре.
– Читайте, – сказал он и добавил. – Вслух.
– Шестнадцатое марта… вчера. Три часа одиннадцать минут и семь секунд. Продолжительность: четыре минуты сорок одна секунда. Номер… Господи, тот же номер!
Почему-то последнее совпадение поразило его больше всего.
– Конечно, тот же, – буркнул Купревич. – Только звонил не Узиэль, а какой-то Меир.
– Одновременно? Мне и вам? Но это невозможно!
– Одновременно. Значит, склейка произошла позже. Мы можем вычислить время, но сейчас, наверно, в этом нет смысла.
– Склейка? – Баснер уронил телефон на колени, и тот соскользнул на пол. Баснер наклонился и, пока нашаривал аппарат, Купревич не то чтобы успел привести в порядок мысли, но все же собрался достаточно, чтобы ощутить свое превосходство над соседом, так и не понявшим, что произошло в странной склеившейся реальности.