– Шарон замужем восемь лет, – заговорил Дженнисон, перестав возиться с пуговицей, но продолжая мять бумагу. Он немного совладал со своими нервами, и слова звучали теперь спокойно и без пауз, говорил он короткими фразами, но напряжение в голосе Фаулер прекрасно ощущал.
– Детей у них нет. Сначала не хотел Таубер. Потом – Шарон. Таубера это бесит. Он хочет сына. А Шарон хочет меня. Таубер сказал, что, если она подаст на развод, он ее убьет. Две недели назад мы пошли с Шарон в кафе. Когда вошли, возникло сильнейшее дежавю. И страх. Он накатил, как цунами. Я подумал о Таубере. Он мог нас здесь застать. Я схватил Шарон за руку и повел в другое кафе. Она была шокирована. Дала понять, что я чокнутый. Вечер закончился размолвкой. Потом было еще несколько дежавю. Точнее – семь. Да, точно семь. Еще раз в кафе. Два раза на перекрестках, когда мы стояли у светофора. Четыре раза у меня дома. И всегда – страх. Ощущение, что сейчас меня убьют. И я знал – кто. Вспоминал тень. Кто-то стоял за моей спиной и поднимал руку. Я вспоминал только тень, и дежавю тотчас прекращалось. Оставалось ощущение смертельного ужаса. Шарон не понимала причины. А я не мог ей сказать, что Таубер все о нас знает и убьет не ее, а меня. Может быть, в кафе. Может, на улице. Или у меня дома. Ворвется, застанет… Конечно, я запирал дверь. Но он мог сделать копию ключа. Ведь ключ был у Шарон. Я ей дал дубликат, чтобы она могла приходить в мое отсутствие. Глупо, я понимаю. Последние недели ужасны. Я больше не могу, доктор!
Дженнисон схватил Фаулера за руку и сжал ладонь так, что доктор не сдержал крика. Он осторожно высвободил руку и сказал успокаивающе:
– Все в порядке, Дженнисон. Все хорошо. Здесь вам нечего бояться. Здесь вы в полной безопасности.
В голову пришла мысль, и Фаулер добавил:
– Когда вы вошли в кабинет, у вас было дежавю. Вы не испытали по этому поводу беспокойства или, тем более, страха?
– Нет, доктор. Никакого.
– Отлично.
Мобильник, лежавший в нагрудном кармане Фаулера, завибрировал, напоминая, что время приема подходит к концу, и через минуту в дверь постучит Дорис. Следующий пациент в приемной ждет своей очереди.
– Здесь, – сказал доктор, – вы в полной безопасности, и здесь вам помогут. Думаю, нескольких сеансов хватит, чтобы избавить вас не только от страхов, но и от того, что вы называете дежавю.
Уверенности в этом у Фаулера не было – пожалуй, впервые в его практике.
– Следующий прием… Я постараюсь найти поближе… – Фаулер повернулся к столу и заглянул в ежедневник. – Послезавтра в пятнадцать вас устроит?
– Да, – закивал Дженнисон. Он наконец расправился с простыней и скинул бумажный ком на пол. Поднялся, сунул ноги в туфли. Протянул руку для пожатия, передумал, спрятал руку за спину, смутился и в результате встал перед Фаулером по стойке «смирно». – В четверг меня устраивает.
Заглянула Дорис и молча кивнула.
– Мне кажется, – улыбнулся Дженнисон секретарше, – мы с вами уже встре…
Дорис исчезла прежде, чем он закончил фразу. Дверь осталась полуоткрытой.
– Жду вас послезавтра, – бодро сказал Фаулер.
Сев за компьютер, чтобы запротоколировать кое-какие соображения по поводу рассказанных пациентом историй, Фаулер обратил внимание на голубую пластиковую папку, в которой лежала пара десятков листов формата А4 – компьютерные распечатки, где на каждой странице стояли дата и размашистая подпись в виде стилизованной под готику буквы D. «Забыл» папку, конечно, Дженнисон – чтобы доктор ознакомился с содержимым. Так довольно часто поступали непризнанные литературные гении, приходившие к психотерапевту не столько для того, чтобы избавиться от фобий, сколько чтобы услышать, как это прекрасно написано и непременно будет оценено потомками. Доктор так и говорил, перелистав очередную бездарную рукопись, и никогда не кривил душой, поскольку не утверждал, что потомки оценят опусы восторженными воплями.
К папке Дженнисона Фаулер вернулся, когда ушел последний пациент. Отпустив в шесть часов секретаршу, доктор удобно устроился в кресле. Жена ждала его к восьми, чтобы поехать на ужин к Полу, старшему сыну, жившему в десяти минутах езды даже при очень плотном трафике. Пол пошел по стопам отца и занимался психоанализом в частном медицинском центре «Ланиадо». Невестка работала там же, но – в кардиологии.
У Дженнисона была неплохая творческая фантазия. Словарный запас невелик – но для сценариев не нужны литературные красоты. Никаких признаков психических отклонений. Пара листов, правда, выбивалась из общего не очень интересного фона, и доктор отложил их, чтобы разобраться позднее. В целом тексты могли быть написаны в здравом уме и твердой памяти. В основном, экшен: покадровые описания погонь, задержаний, стрельбы. Иногда диалоги. Персонажи, похоже, из всех передряг выходили живыми, здоровыми и богатыми. Обычная голливудская туфта. Судя по датам, все тексты были написаны больше года назад – с июня по август. Если верить пациенту, во время приступов так называемых дежавю.