МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ №3, 2015(14)

Когда подрос, стал понимать, что с ним, возможно, что-то не так. Впервые задумался, когда на десятый день рождения дядя Моррис подарил ему механического слона, который мог ходить, тычась лбом о мебель, поднимал хобот и громко трубил. Раскрыв большую коробку, он ощутил привычный момент узнавания: была у него такая игрушка, точно была. Он вспомнил красное седло и выключатель под хвостиком и испугался, потому что давно присматривал слона в магазине, но даже не заикался родителям, чтобы они купили это чудо. Слон стоил дорого, а цену деньгам он уже тогда хорошо знал.

Он осторожно поговорил об этом с Майком, лучшим школьным другом, и по тому, с каким недоумением тот выслушал его невнятные истории, понял, что с Майком никогда ничего подобного не происходило. Вспоминал Майк только то, что действительно с ним случалось: как он, к примеру, свалился с дерева, сломал ногу и два месяца скучал в постели, перечитав за это время столько книг, сколько, как был уверен, не прочитает за всю оставшуюся долгую жизнь.

В шестнадцать он узнал, что неожиданные взбрыки памяти называются красивым французским словом «дежавю». Дежавю может случиться с кем угодно, но явление это редкое, изучено плохо, и почему некоторые люди изредка (может, раз за всю жизнь) вспоминают то, что с ними не происходило, наука не знает, а если знает, то в популярных журналах для юношества об этом не написано. Про угри – сколько угодно, и про вред раннего секса, а про дежавю ни слова.

Странные воспоминания больше не пугали его, но и привыкнуть к ним он не мог. Случались они всегда неожиданно и мешали жить, потому что выделяли его из окружающих. Может, он вообще был один такой на всем белом свете.

Дежавю не поддавались мысленному контролю: случались они тогда, когда им самим хотелось. Он поступил в колледж и полгода не испытывал дежавю, не узнавал комнат, куда входил впервые, жил обычной студенческой жизнью и однажды с облегчением, но и с ностальгией подумал, что дежавю оставили его в покое.

Не тут-то было…

***

– Почему вы раньше не обращались к психотерапевтам? – спросил Фаулер.

Дженнисон лежал, скрестив руки на груди, и будто не слышал вопроса. Может, действительно не слышал, думал о своем?

– Вы пришли ко мне, – мягко произнес Фаулер, – потому что ваши дежавю стали более навязчивыми?

Дженнисон медленно повернул голову и посмотрел психотерапевту в глаза. Взгляд у пациента был спокойным, рассудительным. По этому взгляду Фаулер не сделал бы заключения о неустойчивой психике пациента и каких-либо отклонениях от нормы. Мелькнул во взгляде, как ему показалось, скепсис разумного человека, не доверяющего газетным заголовкам, сплетням и – психотерапевтам, что бы они о себе ни воображали.

– Я сценарист, – проговорил Дженнисон и замолчал, обдумывая следующую фразу, а может, решая, говорить ли следующую фразу вообще. Подождав минуту, Фаулер кашлянул и сказал:

– Об этом вы написали в анкете. По вашим сценариям компания «Рокстон» поставила три фильма. Два имели успех, а третий провалился, компания понесла убытки.

Помолчав, добавил:

– Не каждый отмечает в резюме не только свои успехи, но и провалы.

Во взгляде пациента мелькнуло удовлетворение.

– Да, – сказал Дженнисон. – Именно потому мне пришлось… – Он запнулся. – Потому я и пришел к вам.

«Продолжайте», – сказал Фаулер взглядом. И Дженнисон взглядом ответил: «Сейчас. Дайте сосредоточиться».

Фаулер кивнул и отвел взгляд. Дженнисон вздохнул и закрыл глаза.