– А у шахидов-смертников тоже бога нет? – неожиданно – пожалуй, неожиданно даже для себя самого – спросил Муфтий.
– И евреи-ортодоксы, значит, не верят? – не менее непредвиденно задал вопрос Раввин, который явно не собирался вступать в дискуссию, но после слов Муфтия – пришлось.
– Выходит, мы здесь все лицемеры? – с обидой и вызовом произнес Председатель нижней палаты. Он странным образом оказался между Раввином и Муфтием и потому счел своей обязанностью высказаться.
Президент и Премьер безмолвствовали.
Патриарх пожевал губами, посмотрел по сторонам – все вокруг стояли с каменными ликами, то ли от страха, то ли от изумления, – и зачем-то спросил в третий раз:
– В Бога нашего, из Которого все, и мы для Него, – веруете?
Трезвучие оборвалось. Музыка пресеклась на секстаккорде. Потому что заговорил Президент.
Даже не заговорил, а разжал губы и негромко, но так, что все услышали, произнес всего два слова:
– Бей их!
– Бей их! – звонко, по-пионерски подхватил Премьер.
– Бей их! – смятенно прошептал Патриарх.
Президент в мгновение ока выхватил из-за спины увесистую каменюку и ловко, спортивно метнул в Этих. И, разумеется, попал. Точнехонько в лоб среднему. Тот в своем костюмчике кулем повалился на асфальт.
У Премьера тоже оказался в руке булыжник. С не меньшей сноровкой он пульнул камень в Этих и угодил в крайнего слева. Тот, как и средний, повалился – без звука, без стона, сохраняя на лице все ту же задумчивую кротость.
Патриарх поднатужился и в свою очередь пустил увесистый голыш, волшебным образом очутившийся в его руке. Не попал. А вот Муфтий попал. И Раввин тоже. И все члены Совбеза оказались на редкость меткими.
Собравшиеся на площади пришли в движение. У всех нашлись камни, и каждый пустил свое орудие в ход. На какое-то время над площадью потемнело – словно галочья стая опустилась с небес. Это летели булыжники, куски щебня, обломки плитняка и шифера. У меня в руке тоже объявился камень. Как? Откуда? Неведомо. Я держал руки за спиной и вдруг ощутил в правой ладони тяжесть – словно кто-то вложил мне туда половинку кирпича. Но ведь за моей спиной НИКОГО НЕ БЫЛО! Я, как уже говорил, стоял в третьем полукольце и был, что называется, крайним. Но это я сейчас могу задумываться и размышлять, а тогда – вообще никакой искорки удивления в голове не зажглось. Камень – и хорошо! Главное – как следует метнуть, через головы людей и прямиком – в Этих!
Патриарх, видимо, огорченный своей неметкостью, сорвал с руки часы – хорошие, тяжеленькие часы, размером с голубиное яйцо, – и швырнул в нехристей. На этот раз попал, хотя все трое Этих уже лежали, и над ними воздвигалась каменная горка – цок! шмяк! чпук! звяк! плюх! хрумс! барарак-парарак! трень и брень!