феномене тюрьмы - с, казалось бы, парадоксальным утверждением: "Тюрьма - школа свободолюбия" (в других записях - совсем другая школа);
многообразии и сочетании способов мучения человека в местах заключения, включая ежедневную пытку вынужденным общением;
феномене лагеря как места, где вникаешь в сущность государственного устройства так называемой социалистической страны и где, между прочим, почти всякое нарушение режима - форма протеста, иногда дикого и безобразного, "но и то, против чего он направлен (пусть и неявно), не менее дико и безобразно";
репрессивном государстве, которое давит "разномыслов" (словечко Кузнецова), формируя из них или притаившихся врагов, или живые трупы, а они ведь "могут однажды воскреснуть - пусть пока не для победы, а для поражения" - и автор продолжает свою мысль, так сказать, до упора: "Для побед, сколько бы ни было до них далеко, нужна традиция борьбы...";
стремлении режима - не только лагерного - влиять на духовную сферу человека (как говорит один из нацистских персонажей в немецком фильме "Ярмарка" режиссера Вольфганга Штаудте: "Партия должна быть всюду!");
одном из фокусов стукачей, которым их обучили гэбэшники: распускание слухов, согласно которым у "политиков", хоть сами они в лагере, много денег, причем в случае Кузнецова и его товарищей этот прием "не только оперативный, но и антисемитский";
"высоком профессионализме" лекторов на политзанятиях, еженедельно устраиваемых в лагере; один из них сообщил: "В Китае зверствуют сионисты (выделение мое. - М.К.) и хунвейбины" (запись от 23 ноября 1971-го, предпоследняя в "Дневниках").
И еще одно наблюдение Кузнецова, сводящееся к тому, что бывшие полицаи из местных (во время оккупации немецкими войсками советских территорий) - "весьма средненькие людишки". И рядом: "есть кое-что и пострашнее - государство, чье прошлое, настоящее и будущее - сама суть на крови, лжи и бездушии, перед кошмарным ликом которого человек - ничто". Тот же майор Круглов (см. эпиграф) в беседе с Кузнецовым, когда они были одни, разоткровенничался в антисемитском духе. Дескать, "будь его воля, он всех бы евреев выгнал из Советского Союза, ибо они хитрые и не хотят искренне служить советскому государству". Кузнецов отмечает: "Очень популярная среди государственно-партийных чиновников точка зрения". Тут же, по ассоциации, он констатирует, что "в лагере придется столкнуться с другим - по форме - утверждением: все в руках евреев, Брежнев - еврей, Косыгин - тоже и т.д." (автор ведь уже побывал в лагере в 60-х).
Вообще в любой беседе Кузнецова с этим откровенным майором последний непременно поносил "евреев как плохих граждан СССР, да еще и заявлял, что "они сами виноваты, что их так много погибло в той войне, ибо не оказывали сопротивления немцам"". Известная формулировочка! Развивая свою мысль, винят евреев в том, что они сдавались немцам, тогда как - внимание! - "русский народ никогда не сдавался врагу!" В ответ на это Кузнецов, в глубине души кляня себя за ненужный спор с идиотом, все же не удержался: напомнил ему из истории Карамзина, "как вели себя россияне во время похода на Москву монгольского хана Эдигея. Не было никакого сопротивления. Россияне казались стадом овец, терзаемых хищными волками". Можно было бы сослаться на пример из более близкого нам исторического периода, как в начале Отечественной войны (1941-1942) русские - не только, впрочем, русские - сотнями тысяч сдавались немцам и почему это происходило.
Превосходно у Кузнецова и по мысли, и по ее "оформлению" сравнение Ленина с Герценом. Известно, что первый почитал второго и даже написал о нем известную статью - "Памяти Герцена". "Герцен отнюдь не иконный, - пишет автор "Дневников", - жизнь его полна и взлетов, и падений. Но всегда он человек. У Ленина (иконного) нет человеческих слабостей, как нет и падений, и поражений, и ошибок, как нет и друзей. У Герцена - Огарев, а у него кто? Коба - одна из его ипостасей, которой нужно было лишь время для проявления себя".