Там были хрущевские пятиэтажки, уже ни на что не похожие, а между ними газоны. Лошадь паслась на газоне, а Семенов стоял рядом, хлопал ее по холке и что-то ей рассказывал.
Я знал его не первый день. Сколько пива было совместно выпито - цистерн десять, не меньше. Я знал, что ему время от времени начинает всюду мерещиться эзотерика. Но чтобы с лошадью разговаривать? Тут-то мне и стало страшно.
- Семенов! Эй, Семенов! - осторожно позвал я.
Он обернулся.
- Семенов, давай-ка отведем лошадь к хозяину.
- Нет.
- Почему вдруг нет? Она же не твоя.
- Моя.
- Семенов, ты взял ее напрокат за пятьсот рублей. Пора возвращать.
- Ему со мной будет лучше.
- Ему?
- Это мерин.
- Ну, хорошо, ты оставишь себе лошадь. А где ты ее... его будешь держать?
- В сарае.
Во дворе у Семенова действительно был старый дровяной сарай. Он был отличным доказательством тому, что род человеческий - жмот. Вот купила семья два новых кресла. Если бы сарая не было, старые бы вывезли за город, там у нас есть полуофициальная мебельная помойка. Но сарай есть - и кресла запихивают туда в ожидании хрен знает чего!
- Семенов, ты догадываешься, что ее... его нужно кормить? За ним нужно убирать? Через месяц она... он будет стоять по колено в навозе.
- Не будет. Ты ничего не понял. Мне нужна своя лошадь.
- Полиция так не считает.
- Плевал я на полицию.
- Ну, хорошо, хорошо.
Если у человека временное помутнение рассудка - говорить с ним нужно тихо, максимально соглашаться, не волновать, найти способ доставить его в безопасное место. У нас на фирме однажды такое случилось - уборщица повредилась умом на почве экологии, сняла с себя синтетическую одежду, включая белье, и в таком виде принялась мыть полы. Так наши дамы и девицы перепугались до полусмерти, а Стасов стоял рядом с ней, держал ее за руку и вел светскую беседу, пока не прибыл десант с Афанасьевских Горок.
Афанасьевские Горки - так красиво называется наш городской дурдом. Говорят, там на холмиках давным-давно купец Афанасьев богадельню построил, оттуда и повелось.
Семенов исподлобья смотрен на меня. Лошадь тоже нехорошо косилась.
- Ты сейчас отведешь лошадь к себе, выкинешь из сарая всю дрянь и поставишь туда животное? - спокойно спросил я.
Он задумался. И вдруг я понял: он прочитал мою мысль! Мысль была простая: пусть он благополучно доведет лошадь до сарая, установит ее там и успокоится, я же приведу туда конского поводыря, и он заберет свою скотину. Возможно, с помощью полиции.
И вот Семенов снова садится в седло, причем очень ловко, разбирает поводья, толкает лошадь каблуками в брюхо - и она сперва бежит в размере четыре четверти, потом - три четверти. А я остаюсь стоять - дурак дураком.
- Что будем делать? - спросил велорикша.
- Возвращаемся... Нет. Сам возвращайся. Держи деньги.
Я сообразил, что на набережной нас ждут поводырь с полицией. А врать полиции, что сегодня впервые в жизни увидел этого сумасшедшего, я не хочу. Хотя бы потому, что могут разоблачить.
Что он делает? Что он делает?!?
Откуда он вообще взялся на наши головы?
Как это у него получается?
И ведь рожки не вчера прорезались, они у основания уже довольно толстенькие!
Нужно срочно вызвать его на связь и объяснить ему правила. Иначе он такого натворит - нам всем навеки перекроют подключение.
А разве его можно перекрыть?
Гамаюн говорил - ему перекрывали.
Кто-нибудь его знает? Как хоть его звали раньше?
Вытащил имя, которое приберегли совсем для другого человека, и пользуется! А за имя ведь уже заплачено!
И ведь сумел додуматься до Сулеймана...
Нужно натянуть сеть, чтобы отследить нелегальное подключение.
Что может сделать человек, угнавший лошадь?
Ну, час покатается, два покатается. Рано или поздно ему эта игрушка надоест. Он оставит лошадь там, где ее сразу заметят, и пойдет домой. Впрочем, это логика разумного человека... хотя бы относительно разумного... А Семенов, став по моей милости Сулейманом, что-то умишком повредился...
Я этого не хотел! Как-то само получилось!
Но допустим - он оставит лошадь в парке на газоне. Прохожие увидят бесхозную лошадь, позвонят в полицию. Полиция уже в курсе, что по набережной с воплями мечется поводырь. Вроде бы все должно кончиться благополучно.
Я пошел в пельменную, пообедал. Там сам себе накладываешь в миску, сколько нужно для счастья, на кассе миску взвешивают, и ковыряйся в ней хоть час, хоть два.
Пельмени - это праздник непослушания. Когда-то давным-давно я зимой пропускал занятия с репетитором, а греться шел в пельменную. Ставил школьный рюкзак возле стула, а футляр со скрипочкой - подальше, в тайной надежде, что его сопрут.
Я?..
Это было?..
Михаил ел пельмени на завтрак и на ужин. Для него с ними ничего такого связано не было, еда и еда, идеальная мужская, главное - не переварить и сметаны бухнуть побольше.
У Владислава дома пельменей не варили. У матери и бабки было какое-то аристократическое предубеждение. Именно поэтому они в той пельменной были такие вкусные.
Пообедав, я вернулся на набережную, но не туда, где мог напороться на поводыря. Я устроился на скамейке возле пивного бара и молча смотрел на реку.