Млечный Путь № 2 2020

- Шпринцовкой. Как же еще?

- Так, вышпринцовывайся из ботинок, не то шомполом помогу, и давай, следуй за мной, - отвечал сержант. - И смотри, чтоб тихо.

С ружьями наизготовку они двинулись наверх, крадучись, как тени, а в той комнате притаились по бокам от камина.

Какое-то время не было ни звука, только тик-так сержантских часов да тут-тук сердец. Затем раздался кашель. Какой-то неправильный кашель, не говоря уже о том, что шел он из трубы. Будто кашлял малый, который помер от жажды, а потом еще и полежал в печи для обжига кирпича.

Назавтра констебль сказывал, что его бы оттуда как ветром сдуло, кабы от того звука ноги не отнялись. Да и сержанту было немногим лучше, так они и сидели да молились, слушая: не раздастся ли еще что-нибудь?

Около часа ничего не было, а потом как зашумит, как заскребется - будто кошка ползет по водосточной трубе.

- Спускается! - заорал констебль.

- Еще бы ему не спускаться!

И на этих словах сержант засовывает дуло ружья в трубу и стреляет.

Позднее, на дознании, Рафферти говорил, что пальнул туда со страху, хотел ту тварь шугануть, а поди ж ты, подстрелил, как фазана. Ну и полетел он кубарем вниз, а когда на полу его разложили, оказался самый настоящий мужичок. Мелкий такой старикашка и коричневый, как паук. Лежит себе мертвехонек, весь от картечи как решето, а крови ни капельки, будто кукла картонная.

- Прикрой-ка эту рожу, - попросил констебль. И впрямь, рожа у него была такая, что просто слов нет. Поискали они, значится, чем его прикрыть, не нашли и перевернули рожей вниз. А потом опрометью бросились в Данбойн к тамошнему мировому судье.

Так вот, сэр, когда тот дымоход начали разбирать, сбоку нашли потайной закуток, весь заваленный костями, перьями, крысиными хвостами. Ни к чему особо о нем распространяться, просто скажу, что в нем не было окон, и сэр Майкл Кэри учинил его нарочно во времена строительства дома. Потом он стал там жить, к этому душа лежала, а потом окончательно в нем обосновался. Вот как вышло, что сержант завалил сэра Кэри, и выглядел тот лет на сто с лишком.

У старика была волынка, чтобы развлекаться и отпугивать жильцов, а по ночам он выходил искать в отбросах еду. Рассказывают, в комнате нашли детские кости, но, может, и брешут оттого, что он пытался затащить Пэта в дымоход... Но, ей-бо, с этого старика станется. Натуральный паук. Говорят, у него и лицо паучье было, да и руки-ноги не лучше.

Нет, жизнь он, наверное, человеком начал, но постепенно паук в нем взял верх. Вон, сэр, поглядите! Все, что осталось от дома. Одни стеночки за деревьями. Его подожгли, чтобы навечно покончить с той комнатой, и знай вы всю правду о ней, не стали бы винить тех, кто это сделал".

Henry De Vere Stacpoole "The Middle Bedroom", 1918

Перевод с английского: А. Вий

Эссе

Элизабета Левин Об истоках и горизонтах нобелистики

Даже один человек может изменить многое,

поэтому каждый человек обязан пытаться.

Жаклин Кеннеди-Онассис

Известный американский ученый и философ науки Томас Сэмюэль Кун (1922 - 1996) в своей знаменитой работе "Структура научных революций" охарактеризовал два различный типа науки [1]. К первому типу он отнес "нормальную науку", представители которой во всех областях действуют в рамках определенного набора правил, понятий и методов, составляющих бытующую парадигму их эпохи. Такая "нормальная" наука во многом напоминает складывание сложных картинок "пазла" - головоломок, в которых требуется составить мозаику из многих разрозненных фрагментов рисунка различной формы.

Работа над решением подобных головоломок может быть захватывающей, а поиск кратчайшего решения порой поражает своей красотой и элегантностью, но при этом сами правила игры обязаны оставаться неизменными. В реальной жизни вещи сложнее: рано или поздно при решении многих задач возникают неожиданности, ставящие под сомнение правомерность самой парадигмы. Тогда преимущество переходит на сторону второго типа науки, а именно "революционной", представители которой призывают к пересмотру основных правил игры и к введению новой парадигмы. Ученые второго типа чаще всего отличаются широтой кругозора, что помогает им обогатить рациональность логических построений поэтическим даром воображения.