В это время наверху, как выяснилось, Аюшвили дистанционно вправлял мозги нашему штатному ксенопсихологу.
И вот Гробус решил, что пора нашу машинку тестировать.
Веник, сидя в горшке, даже уставился на нас своими гляделками, когда мы распутывали провода и готовили присоски. У нас были маленькие присоски для видеокамер, мы их смазали маслом и стали прилеплять к листьям нашего веника. От каждой шел шнур к датчику, и веник сделался похож на запутанный клубок разноцветных ниток.
Наконец мы решили - пора. И дали на основание корнеплода слабенький ток - такого не хватило бы, чтобы убить муху.
Веник встрепенулся. Из середины поднялись гляделки на длинных прутьях и уставились на нас. До сих пор он избегал зрительного контакта. Он явно понимал, какая сила в этих гляделках. Но сейчас мы его испугали.
Гробус до того пробовал с ним разговаривать. Он прикреплял к корнеплоду "фасолины", вроде тех, совсем старого образца, которые вы откопали неизвестно где и пытаетесь через них получать подсказки во время зачетов. Можно подумать, я не знаю, как выглядит ухо курсанта со вставленной в него "фасолиной"!
Мы отключили ток. Гляделки отвернулись. Веник явно понимал, что мы делаем что-то для него важное, но очень боялся.
Гробус приладил "фасолины" к корнеплоду и заговорил.
Я и не подозревал, что он такие слова знает! Матерый разведчик, давным-давно забывший, какие такие бывают нежные чувства, он мурлыкал и ворковал, обращаясь к сердцевине веника. Он говорил с корнеплодом, как с маленьким ребенком. Это нужно было слышать!
А потом он высвободил один из корней и осторожно положил его на переключатель.
Мы в соответствии с указаниями Аюшвили подготовили для веника целый спектакль. Экран уже был установлен перед ним. Правда, мы понятия не имели, как устроено зрение корнеплода; может, он видит мир черно-белым, может, воспринимает тепловые волны, может, реагирует только на объемные движущиеся предметы.
По знаку Гробуса я легонько кольнул током нашего собеседника. Он понял! Он сжал корешком переключатель, и на экране появилась цветная картинка - изображение другого корнеплода на фоне мертвого вулкана.
Дальше нам оставалось только смотреть и умиляться. Веник сам переключал картинки. Он их видел, понимаете? Так умиляются родители, глядя, как дитя осваивает погремушку.
Потом мы запустили другой набор картинок - мой портрет, портрет Гробуса, портрет самого веника, сидящего в горшке. Наконец дело дошло до высшей математики. Мы предложили ему сюжетку для средней группы детского комбината: человечек складывает на полу шарики, чтобы получилось столько же, сколько перед ним на полке.
Но веник спрятал гляделки. Видимо, это означало, что он устал.
Естественно, мы все это записали и переслали запись наверх, оттуда ее отправили к Гансу Аюшвили. Уж не знаю, как он додумался, но распоряжение поступило такое - показывать венику картинки, раскрасив их в полном противоречии с природой. Скажем, небо над Цезарианой лиловое, а у нас пусть будут картинки с голубым, красным и зеленым.
С этой задачей мы справились. И даже с трудом отобрали у веника переключатель. Ему понравилось!
- Значит ли это, что у корнеплода может быть абстрактное мышление? - спросил Гробус.
- Значит ли это, что у него есть чувство юмора? - вопросом ответил я.
Но пока что понятно было одно: мы имеем дело с созданием мыслящим, и оставлять его на произвол судьбы не имеем права. Забрать его на орбитальную тоже не можем - ему там нечем дышать и кормиться. Так что по распоряжению начальства мы стали няньками корнеплода.
А потом, воспользовавшись мигрирующим проколом, к нам примчался Аюшвили.
В челноке места хватало как раз для двоих, могла бы еще поместиться мартышка, а ксенопсихолог был мужчина огромный, так что я временно поднялся наверх. И об экспериментах, которые ставил Аюшвили, имею самое приблизительное понятие.
В конце концов ксенопсихолог сделал такой вывод: у цезарианского корнеплода может быть развито образное мышление, но с таблицей умножения у него будут большие проблемы. Кроме того, некоторые из корнеплодов - эмпаты. Именно наш - единственный сильный эмпат на все те заросли возле вулкана. А прочие веники ополчились на него потому, что он не такой, как они. У них не было слов, чтобы объяснить это, но, когда наш веник отбрасывал каракатицу, они улавливали его настроение. А он не желал губить зверюшку, потому что чувствовал ее предсмертный страх. Такая вот оказалась благородная натура.
- Я буду работать с их образной системой, - сказал Аюшвили.
Естественно, первым его учеником стал наш веник.
Как Аюшвили научил приборы принимать сообщения от корнеплода и передавать ему сообщения, вы можете прочитать в "Вестнике ксенопсихологии", номер и год не помню. Там же опубликованы первые стихи Первого Заговорившего - такое имя сам себе дал наш веник. В поэзии я не разбираюсь, но считаю, что для корнеплода, чей запас слов около тысячи, это просто гениально. Я сказал "слова", но на самом деле это понятия, в которые входит много составляющих.