Горячий полдень будничного дня,И я брожу саду, как обычно,И девушка в халатике больничномПрошла и не взглянула на меня.И снова что-то замерло в груди,И я, как прежде, отошел в сторонку,И не решился крикнуть ей вдогонку:- Постой! Остановись! Не уходи...Я знаю, эта девушка ждала,Когда сумею наконец решиться,Но, так и не дождавшись, из больницыВ зеленом платье медленно ушла,И лишь рукой махнула...Вот и все.И про меня, наверное, забыла .И время для меня не сохранилоНи имени,Ни адреса ее.Проходят годы, ливнями звеня,Скрипит у дома старая ограда...Но не проходит ощущенье садаВ горячем полдне будничного дня.И что-то вновь сжимается в груди,Когда я вспоминаю ту девчонку,Как будто кто-то шепчет мне вдогонку:- Постой! Остановись! Не уходи...***
Светлеют под холодной синьюЛеса в рассветные часы.На золотистой паутинеПроснулась капелька росы,Касаясь глаз кувшинок редких,Плывут над заводью лучи,И желтый листНа белой веткеДрожит, как язычок свечи...Так и во мне - светло и нежноСойдутся вдруг на рубежеНеугасимый луч надеждыИ осень, близкая уже.***
Поля под звездно тлеющей золоюПокоились, укрытые жнивьем...Хранимые и небом, и землеюВ глухом стогу лежали мы вдвоем.В прохладной и изломанной соломеНас до утра венчала тишина...А на заре светилась на ладониРосиночка растаявшего сна.Уистен Оден{3}
Предпочтение
Песочные часы - что шепчут лапе львиной?По башенным часам в сады приходят сны.Часы терпимы к нам, прощая наши вины,И как неверно, что они всегда верны.Рев водопадов извергая или грёзы,Звоня в колокола и проявляя прыть,Ни льва прыжок, ни самомненье розыТы, Время, не смогло предотвратить.Для них всегда в цене одна удача.Для нас - слова, им соразмерный звук,И в радость нам безумная задача.И Время нас за это не осудит.Ведь мы же предпочли хождение вокругПрямой дороге к нашей сути?Под знаком Сириуса
Да, Фортунат, жаркая ныне пора наступила:
Вереск в предгорьях полег,
Сжался в путешную{4} струйку,
Раньше игривый поток;
Копья ржавеют у легиона, и с капитана льет пот,
Пусто в извилинах под
Шляпою школяра,
Вздор прорицает Сивилла,
Вмазав прилично с утра.
И сам ты, с расстройством желудка, в кровати
Проводишь, несчастный, весь день,
Счета неуплачены, эпос обещанный
Так и не начат - мигрень.
Ты тоже страдалец, кто вечно твердит,
Что разве потоп его удивит,
Или же ветр с Утешителя крыл,
Сброд грязный вознесший,
Темницы открыв.
Ты говоришь, что всю ночь тебе снилась утра ярчайшая синь,
Шиповник расцветший, когда
Трех мудрых Марий безмятежно приносят
Цвета кости слоновой суда.
Влекут их дельфин и морские коньки
К ленивому устью реки.
Ах, колокол - эхом громам канонад
В честь Них, посетивших
Греховный сей Град.
Ведь так естественно надеяться и быть благочестивым,
И верить, что в конце нас ожидает свет,
Но прежде помни, Фортунат,
Священных Книг завет -
Плоду гнилому сорвану быть.
Надежда смысла лишена,
Если прервалась тишина
В сей миг, а город спит,
Когда восставшая волна
Над городом висит.
На что же будешь ты похож, когда рванет гробниц базальт
И явит чародея гроб,
И страж его - мегалопод
Вслед за тобой тип-топ,
И что ответишь ты, когда рой нимф взлетит, крича,
Из пересохшего ручья,
И из разверзшихся небес
Твой Пантократор прогремит: "Кто и зачем ты здесь?"
Ибо, когда воскресших пустит в пляс
Под яблоней хорал,