Эйлис взяла себя в руки – не думать об этом! Ничего больше не спрашивать! – и молча ждала, когда профессор объяснит, что она должна делать. В том, что от нее сейчас ожидали действий, Эйлис не сомневалась.
– Понимаете, дорогая, – повторил профессор, – на борту произошло событие, очень…
– Я знаю, – Эйлис нетерпеливо перебила: зачем говорить то, что ей уже известно? Этот истеричный Луи (кто выбрал такого в команду?) истратил все горючее, и корабль не может маневрировать, да, это ужасно.
– Нет, – вмешался Манкора. – Все гораздо хуже.
Селдон поморщился, но перебивать не стал. Внимательно смотрел на Эйлис: изучал реакцию на каждое произнесенное слово. Почему-то ей это даже нравилось, пусть смотрит, она ведь держит себя в руках. С другой стороны, может, и не надо? Может, ему нужны ее естественные реакции?
– Гораздо хуже… – повторила она. Что может быть хуже?
– Амартия Сен, – сказал Манкора. – Он в какой-то мере индуист. Конечно, это подсознательное, но в той ситуации… Был бы японцем, возможно, сделал бы себе сеппуку, но…
– Себе? – крик вырвался сам собой, Эйлис думала о Чарли как о живом (только о Чарли, а не об Алексе). Но подсознательно, там, где сердце, а не мозг, все равно знала, что он не вернется. Оттуда, где он оказался, не возвращаются, это ведь тот свет, иной мир, куда уходят все, но не возвращается ни одна живая душа. Она это знала, но никогда и никому не поверила бы, что Чарли может покончить с собой. Он будет бороться до конца, даже зная, когда и как конец наступит.
Манкора растерянно посмотрел на Селдона, а тот, видимо, правильно истолковав эмоции Эйлис, наклонился, положил ладонь ей на колено, дружески, участливо, она поняла и не стала сбрасывать руку, хотя прикосновение было ей неприятно.
– Дон не прав, я с вами согласен, – мягко произнес психиатр. – Но, видите ли, миссис Гордон, Сен оказался слабым звеном. В процессе выбора и подготовки это не было выявлено. Я не хочу обвинять коллегу Штрауса и его сотрудников, но…
– Но? – повторила Эйлис, когда Селдон сделал паузу, то ли чтобы перевести дух, то ли чтобы подобрать правильное слово.
– Гордон оказался в ситуации, которая не была и не могла быть предусмотрена. Его… экипаж готовили к иным условиям полета, иным нештатным ситуациям.
– Пожалуйста, профессор, скажите прямо, чего вы от меня хотите, – устало произнесла Эйлис. – Нужно, чтобы я что-то сделала? Попробовала позвать Сена? Поговорить с Чарли? Что?
– Вы умная женщина, – сказал профессор таким тоном, будто ожидал от Эйлис истерики, а на понимание не надеялся вовсе.
Эйлис никогда не говорила себе: «я умная». Она упрекала себя в том, что, как все женщины, думает не головой, а сердцем, но знала и то, что, когда нужно принять решение, все-таки обдумывает последствия, а не поддается эмоциям, для выплеска которых была масса других возможностей.
Манкора сцепил ладони и закинул руки за голову. Он успел узнать Эйлис лучше, чем Селдон. Он объяснил бы лучше, но психиатр сказал: «Доверьте все мне», и Манкора молчал, мысленно готовил собственную речь на случай, если у Селдона ничего не получится. Дон считал, что Эйлис нужно объяснять физику, а не психологию. Физику она примет и будет действовать, зная, что физика – правильна. А психологические экскурсы Селдона поймет, но от действий может отказаться – потому что любит Гордона и не станет делать ничего, что могло бы ему навредить. Даже теоретически. Даже если ему угрожает смерть.
– Ситуация такова, – неожиданно сухим голосом, из которого были выпарены все эмоции и интонации, заговорил Селдон. – Амартия Сен рассогласовал систему жизнеобеспечения. В условиях корабля исправить сделанное невозможно, это просчитано на моделях. Не получается. Результат: если еще несколько часов назад Гордон мог рассчитывать на семь-восемь месяцев жизни, и у физиков, соответственно, было столько же времени для попыток решения задачи, то сейчас такого времени нет.
– Сколько? – спросила Эйлис. Она закрыла глаза, не хотела видеть ни этих двоих, боявшихся сказать самое страшное, не хотела видеть этот кабинет, эти стены, этот мир за стенами. Она должна быть с Чарли. С Алексом. Там. Почему все в мире несправедливо? Почему при всех квантовых зупатанностях и суперпозициях, о которых они столько говорят, Чарли и Алекс могут быть здесь, с ней, а ей не дано быть там, с Чарли, смотреть его глазами, слушать его ушами, думать вместе, быть вместе… Вместе умереть?
– Максимум четверо суток, – сказал Селдон. – Реально – тридцать часов. Потом прекратится подача кислорода. За это время совершенно нереально…
Профессор взглядом попросил помощи у Манкоры.
– Абсолютно нереально, – сказал тот, подражая сухости в голосе психиатра, – придумать какие бы то ни было рекомендации. К тому же, никто не знает, когда Гордон или Панягин… – он смутился и сказал нейтральное: – Неизвестно, когда они выйдут на связь. И выйдут ли.
– И потому, – подхватил Селдон. – Мы должны сами…