— Выворачивай карманы, паскуда! — потребовал незнакомец. Я молчал. Он левой рукой несильно ударил меня по лицу, то есть отвесил оплеуху. Было обидно, в последний раз так со мной обращалась одна рассерженная женщина. Я и сейчас от женщины стерпел бы, но получить пощечину от мужчины… Раньше за это вызывали на дуэль.
Но в тесном пространстве салона машины было не до дуэлей: пора было подключать свои секретные таланты. Оказалось, что страх и обида прекрасные раздражители. И очень скоро бездыханный незнакомец, пронзенный спицей, вывалился из машины. С водителем возникли некоторые проблемы, он успел сковородой нанести мне удар по голове, но скоро и он, пронзенный той же спицей, последовал за своим приятелем.
Я вылез из машины и, держась за голову, кое-как доковылял до какой-то оживленной магистрали, поймал бомбилу и поехал домой.
В полицию я обращаться не стал. Рассказывать, что на меня кто-то напал, приставлял к голове пистолет… Это могло породить лавину лишних вопросов. Попался бы какой-нибудь дотошный юный лейтенант и начал бы тянуть за ниточку. Тянул бы, тянул да и вытянул бы мои подвиги со спицами, переодеванием и чаем, укокошившим Пищика.
Дома я, прежде чем позвонить Корытникову, решил спокойно осмыслить то, чему был свидетелем и участником. Итак, я убил шофера и его напарника. Такси на самом деле было никакое не такси. Полиция, прибыв на место происшествия, найдет два трупа, расследование закончится констатацией, что жертвы убиты острым колющим предметом. И все. Могут, конечно, докопаться до тех, кто их подослал, а там, если их расколют, и до меня. Но что-то подсказывало мне, что, скорее всего, до них не доберутся. Все в современном мире так запутано, что разобраться во всем этом не смогли бы ни Шерлок Холмс, ни Эркюль Пуаро, ни Коломбо, даже если бы они, объединившись, составили криминалистический триумвират.
Я позвонил Корытникову. Он примчался через полчаса.
— Прибавляешь ты мне работы, — ворчал он, перевязывая мне рану. Таксист содрал-таки мне кожу у виска. — Сколько их было?
— Трое.
— Трое?
— Да, трое. Считая сковородку.
Мне надоело носить ключ на груди, я сказал об этом Корытникову. Он отрицательно помотал головой.
— Пусть ключ будет при тебе.
— Павел Петрович, — сказал я, — скажи, кто эти люди? Кто громит мою квартиру, кто покушается на мою жизнь?.. Неужели у тебя нет возможности защитить меня?
Корытников сопел и нервически дергал ногой.
— Знал бы ты, какие силы действуют против нас и сколько раз я уже отводил от тебя беду, — после долгого раздумья сказал он.
Я подозрительно посмотрел на него.
— Павел Петрович, в каком ты звании?
Он особенно сильно дернул ногой и искусственно зевнул.
— Будь начеку и находись в режиме постоянной боеготовности. Ремонтируй голову. И будь готов в любой момент отправиться в страну варягов и викингов. На этот раз без меня.
— Почему без тебя?
— У меня полно дел на родине… Пока ты сражался со своим таксистом, все полетело верх тормашками: грохнули очередного покупателя. Такая вот незадача. Поразительно, как стремительно в наше время меняется обстановка на поле боя! А какой был хороший клиент, не клиент — малина! Я просто вне себя от ярости. Где теперь найдешь такого покупателя?
— Ты не перестал верить в бога?
— Бог опять вышел у меня из доверия. Но я все-таки дам ему еще пару шансов.
Глава 27
Перескочив через короткую невразумительную осень, прикатила зима. Корытников не подавал признаков жизни. Но мне было велено ждать, и я ждал. Ненавижу состояние неопределенности и ожидания: есть в этом что-то от очереди к дантисту. В любой момент я мог быть оторван от привычного безделья и отправлен куда-то за тридевять земель. Но когда еще наступит этот момент… Меня это угнетало. Женщины и выпивка помогали слабо.
В Москве и ее окрестностях уже давно нет таких лютых морозов, какие бывали, если верить старожилам и метеорологам, еще лет сорок–пятьдесят назад. Нынешний год не исключение: в столице прочно закрепилась промозглая погода, более подходящая Северной Пальмире. Слякоть, ледяной дождь вместо снега, пасмурное небо по целым неделям, на все это смотришь как на кем-то запланированную напасть, как на божье наказание, которое ни изменить, ни подправить. Хотя нет, способ есть, он известен с давних времен, когда богатые и не очень богатые русские на зиму подавались в теплую Европу — в благословенную Италию или на юг не менее благословенной Франции.
В моей жизни, в сущности, мало что изменилось. Разве что покойников прибавилось: неожиданно умерла Петькина жена. Я решил его навестить. Состроив скорбную физиономию, произнес приличествующие моменту банальные слова соболезнования. Его реакция была неожиданной.