Млечный путь

Наконец-то мне удалось выкупить со всеми потрохами Издательский дом «Олимпиек». Обошлось без вмешательства правительства и Роспечати. Деньги решают многое. А большие деньги решают все. Владельцы, вдруг возникшие из своего заокеанского небытия, заломили непомерно высокую цену. Но я не торговался.

Я быстро провел революционные преобразования: упразднил все редакции, кроме той, в которой оттрубил почти двадцать лет; я укрупнил ее за счет тех редакций, сотрудников которых хорошо знал и кому мог доверять.

Очень скоро нашелся талантливый мальчик. Они всегда валяются под ногами, мы часто проходим мимо, не замечая их или не понимая, кого топчем, а ведь талантами Россия не оскудела. Раскрутил его. Хорошенько раскрутил. Вот на это я не поскупился. Но это не принесло мне ничего, кроме разочарований. Как только я перестал вкладываться в рекламу, всякую — явную, тайную, опосредованную, все застопорилось: книги одаренного мальчика стали залеживаться на магазинных полках. Увы, так называемого широкого читателя, привыкшего к простым истинам, то есть к черному и белому, не интересует литература, которая играет иными красками и призывает задуматься о неких смыслах, не всегда очевидных и простых.

Мальчик, вкусив соблазны короткой, но шумной славы, заболел одной из самых опасных болезней нашего времени — звездной лихоманкой. Он хорошо начал, но плохо кончил: его пригласили вести на телевидении некое скандальное шоу. Теперь он раскатывает на «Феррари». Говорят, он очень доволен жизнью. Лучше бы он спился, по крайней мере, имел бы шанс занять место в хвостовой части очереди вслед за великими страдальцами вроде Есенина и Высоцкого.

Очередная новость. Петька решил жениться.

— Опротивело одиночество, — безрадостно сказал он. — Женюсь.

— На ком?

— На Юльке.

Ни для кого не было секретом, что Юля, работавшая когда-то секретаршей у Пищика, спала не только с ним, но и почти со всеми более или менее боеспособными сотрудниками редакции, включая, разумеется, и меня.

И мне стоило немалого труда унять свое изумление и сдержанно похвалить его за выбор невесты:

— Милая, хорошая девушка, да уж больно молода.

— Молода-то молода, но уж очень шустра… — процедил Петька.

— Ты ведь мой ровесник, — не обращая внимания на его слова, продолжал я. — Ей чуть больше двадцати. Ты при опыте и при роскошной квартире, она при молодости. Брак, выгодный обоим брачующимся. А она умеет готовить? — Надо было как-то отвлечь Петьку от мыслей, которые, похоже, все-таки будоражили его воображение в связи с бурным прошлым его избранницы.

— Готовить? — он растерянно воззрился на меня и надменно прибавил: — Я женюсь не на стряпухе, а на очаровательной девушке! Мне начхать, как она готовит. Если она вообще умеет это делать…

— Не скажи. Одно дело, когда жена услаждает тебя щами и гусем с капустой, а совсем другое, когда каждый вечер она ставит перед тобой миску с макаронами по-флотски.

— Дело не в этом… — он запнулся. — А в том… словом, она же тут чуть ли не с каждым… Кстати, — он с неожиданной ненавистью посмотрел на меня, — и с тобой, кажется. А макароны по-флотски я обожаю.

— Я — тоже. А теперь давай по совести. Во-первых, со мной она не спала, клянусь мамой. А во-вторых, по крайней мере, ты знаешь, с кем она и как…

— Ты полагаешь, что лучше знать, чем — не знать?..

— В данном случае лучше, — я дружески положил ему руку на плечо и уточнил: — В твоем случае, несомненно, лучше.

Глава 39

У меня складывалось ощущение, что я мечусь, как сбесившаяся лошадь в загоне. Я менял любовниц, шил дорогие костюмы, посещал международные автосалоны, где за бешеные деньги покупал автомашины лучших марок, но делал это так, словно покупал грошовые игрушки в «Детском мире». На первых порах покупки радовали меня. Я мог купить, что душа пожелает. Но уже через полгода я всем этим пресытился и с тоской вспоминал невозвратные дни, когда дремал в своем редакционном кресле, когда под убаюкивающий аккомпанемент закипающего чайника слушал болтовню Бутыльской по телефону. Я вспоминал свой стол с иконой звероподобного святого, вспоминал, как сквозь полусон безмятежно и безучастно думал о судьбах мира. И мне было покойно и хорошо. Моя тогдашняя совесть не была обременена ничем, кроме мыслей о несбывшихся надеждах. Я не понимал тогда, что был, в сущности, самым счастливым человеком на свете. Я жил грезами, а самые счастливые люди на свете — это те, кто не торопит время и кто покойно мечтает о воздушных замках.

Действительность не оправдала моих чаяний. Она была скучна, грязна и неинтересна. Минусов было куда больше, чем плюсов. Жизнь богача, по крайней мере, такого, как я, отличалась от жизни бедняка в худшую сторону.

Надо было искать способ, как избавиться от хандры. Лучший, уже не раз мной опробованный, — это путешествия. И я принялся собираться в дальний путь. Но мне не хотелось отправляться в дорогу без напарника. Мне нужен был компаньон, товарищ и собутыльник.

***