Млечный Путь, 21 век, No 2(43), 2023

Кучер называл прибывшего Старым Сквидсом^{1}, но, помимо того, что такой фамилии, если она вообще существовала, никогда раньше не слышали в этой местности, странно, что нового таможенника назвали старым. На самом деле он был молодым, не старше двадцати двух - двадцати трех лет. Кожа его была бронзовой, но гладкой, и, хотя его борода была спутана и волосы торчали в разные стороны, она никогда не знала бритвы и поэтому была шелковистой. Он был жилистый, хотя и широк в суставах и немного сутуловат. Но, может, его назвали старым потому, что он был человеком умеренным, не столько из-за лени, сколько из-за врожденного характера. Когда карета отъехала, Сквидс остался стоять, недоумевающе глядя на доску пошлин и рассеянно дергая себя за бороду. Неудивительно, что он был озадачен. На доске сохранились только обрывки слов, ибо дожди смыли краску. Он ничего не мог с этим поделать и потому снял доску и отнес в домик. Не став осматривать свое новое хозяйство, он бросил узел с вещами на кровать и принялся восстанавливать нанесенный доске ущерб. Но время произвело неизбежную работу, и, когда Сквидс держал доску на коленях, она распалась под его крепкой хваткой на части, будто грубая перемена после сорока лет безопасного присутствия на двери оказалась слишком велика для доски. Сквидс печально посмотрел на куски дерева у его ног, бережно их собрал и достойно похоронил в старом сундуке.

Неделя понадобилась Сквидсу, чтобы сделать новую доску. Он хорошо умел справляться с молотком, пилой и гвоздями, но пальцы его были слишком неуклюжи при работе с карандашом и кистью. Он долго изучал карту тарифов, полученную в компании, чтобы точно скопировать эти числа и слова на доску. Он мечтал увидеть законченную работу и однажды даже проснулся от восторга, зажег свечу и опустился на колени, чтобы перенести на доску то, что увидел во сне. Но его пальцы отказались изобразить картинку, и, вздохнув, Сквидс вернулся в постель.

В конце концов он сдался и просто начертал на доске нечто этакое:

члавек адин цент

лошдь два цент

асталное спрсите меня

Написание слов он как-то мимоходом выведал у незнакомца, который выписал их для Сквидса на бумаге. Новую доску Сквидс повесил на старом месте, и, когда к воротам таможни кто-нибудь подходил, человек или чудовище, он доставал свою тарифную карту на случай, если у него спросят о величине пошлины. Проезжавший мимо один из управляющих компании улыбнулся, увидев доску, но утешил Сквидса, сказав, что он хорошо справляется, а отъехав, сказал своему спутнику, что Сквидс странный, но верный, и доказательство своей честности представил одному из директоров компании.

- Сквидс не умеет писать ничего, кроме своего имени, - сказал управляющий, - и мы полагаем, что он бродяга, плавал на китобойном судне, был высажен на берег в Нью-Лондоне и оставлен выживать. Но он человек верный.

Однако Сквидс, хотя и был умиротворен одобрением управляющего, но ни в коем случае не содержанием.

"Когда-нибудь, - сказал он себе, печально глядя на изделие своих рук, - я добьюсь успеха".

Сквидс выглядел счастливым в своем одиноком домике. Друзей у него было мало, потому что таможня располагалась вдалеке от ферм и ближайшего города. Путешественникам нравилось здесь, Сквидс угощал каждого стаканом прохладного молока, хотя собственностью его, помимо одежды, была единственная корова.

Однажды один из путешественников сказал ему:

- Послушай, Старый Сквидс, я уже больше года пью твое молоко. Что я могу для тебя сделать, когда доберусь до Хартфорда?

- Вы могли бы привезти мне букварь, - сказал Сквидс. - Я заплачу за него сколько он стоит, но не больше доллара.

Во время следующей поездки путешественник вручил Сквидсу Орфографический словарь Вебстера. Голубые глаза Сквидса сверкнули, когда он получил книгу, но он ничего не сказал, кроме выражения благодарности. Оставшись один, Сквидс открыл книгу наугад, а затем, стоя перед доской, сказал с торжествующей ноткой в голосе и победным блеском в глазах:

- Теперь я смогу написать что угодно, и это будет успехом.

Сквидс научился писать двух- и трехбуквенные слова, но помимо этого частенько увязал в трудностях. Он боролся мужественно и отчаянно с двусложными словами.

"Это четверка, - говорил он, - а это пятерка, и это слог "Ба". Но я пока не совсем понимаю. Это К, это Е, а это R. K есть K. E есть E. R есть R. Должно быть, это слог "кер" Вместе "бакер". Что же это за слово?"

Сквидс отверг слово "бакер" и был очень подавлен. Однажды ночью, когда он лежал на кровати, широко открыв глаза, а мозг пульсировал от невозможности понять тайну "бакера", на него снизошел великий свет. Он встал, зажег свечу и из холщовой сумки вынул десять медных пенни, разложив их на видном месте на столе. После этого, едва коснувшись подушки, он заснул.