«Реальное посреди нереального».
Страдает иллюзией восприятия реальности?
Использует защитный механизм замещения?
М. б. иллюзия воплощенной осознаваемости?
Далее (неразборчиво)
15 — 16 лет — частый возраст начала проявления симптомов.
«Крис».
???
Я и Другой
1
Он едет домой.
Нет, не едет, а бежит, и земля горит у него под ногами, или ноги горят у него под землей, поэтому их сложно переставлять, сухая корка буреет там, где ее не прячет трава, да, она бурая и трудная, она — словно зыбучий песок или топь, пытается втянуть в себя, но он сопротивляется и продолжает бег.
Ему нужно попасть домой как можно скорее.
В какой-то момент он понимает, что не до конца осознает, —
Он застывает на месте и пытается думать.
А в чем, собственно, дело? Что случилось? Чего он так испугался? Почему легкие жгут сейчас кислород, как напалм вражескую территорию?
Ах, верно-верно, это все доктор Льюис. Он сказал нечто ужасное, из-за чего нужно срочно проверить очень важную вещь.
Доктор всегда во всем виноват. Он даже собственную планету сжег.
Или это не доктор Льюис, а другой Доктор сжег? Который из комикса и сериала, кто бывает таким грустным и прячется за маской оживленного веселья, как Крис…
Но Льюис ляпнул глупость. Его слова не имеют значения, их можно просто забыть, спрятать в подвале, слепить из них человека и поставить его за занавеской вместе с остальными человеками. Пусть стоит, жалко, что ли? Ли знает, что его разум — велик и силен, он вместит в себя все.
Вместит в себя все.
Вместит.
Да.
Отдышавшись, он чувствует себя спокойнее, идет, медленнее переставляя стопы. Бежать больше незачем, а до дома далеко, подошвы кроссовок сотрутся от беготни. Можно поймать такси или доехать на автобусе. Вот как раз остановка рядом с ресторанчиком, китайским или японским. Низкое здание из мертвенно-бледного камня под покатой крышей, буйно-алые орнаменты, висюльки и качающиеся гирлянды фонариков выглядят на нем неуместно, как нарядные бусы на вылинявшем, без кровинки трупе, лежащем в гробу. На боку горит кислотно-желтая надпись. Иероглифы, складывающиеся в название.
Они кажутся Ли знакомыми.
«統合失調症».
Он не знает языка, но все равно останавливается и пытается прочесть, угадать, что это значит.
«統合失調症».
Он читает.
«統合失調症».
Значение, смысл ускользают от него, просачиваются сквозь ресницы, и меж пальцев не удержать.
А затем из-за занавески выходит человек, у которого нет лица.
Тот, кто все это время разговаривал с ним противным голоском.
И он расшифровывает иероглифы:
— Seishin-bunretsu-byo, — произносит он медленно. — «Раскол разума».
И еще:
— Статья из Википедии, которую ты читал. Страшно было, и ты решил разузнать. Потом решил забыть. Теперь решил вспомнить. Я же говорил, что у тебя прекрасная память.
И еще:
— Дофаминовая гипотеза. Кайф, который ты ловишь. Самостимуляция галлюцинаций и видений. Ты смакуешь эти ощущения, испытывая удовольствие. Лелеешь свою идею-фикс. Постепенно наслаждение твоему мозгу приносит сам процесс. Разрушаться — больно, но ведь и приятно…Ты зациклен на фиксидее, пока мир разрушается. Мир разрушается — больно. Сбегаешь от него — приятно. Хочется повторять снова и снова. Как крыса, преследующая свой хвост…Что у тебя на хвосте?
Ли бежит домой, не дожидаясь автобуса.
2
ЛИ: Я всегда спорю с объективной реальностью. Я ставлю ее существование под сомнение. Возможно, однажды я докажу, что никакой реальности вообще не существует, и все вокруг нас — просто пузыри на воде. Матрица, которая мне снится.
КРИС: Если ты начнешь это доказывать, тебя упрячут в сумасшедший дом. Запрут среди мягких стен в смирительной рубашке. Брось свои игры разума, пока не доигрался.
3
Дом, милый дом, пустой и вымороженный. Дом, который — не дом.
В нем нет голосов.
В каком-то смысле это хорошо. Нет, это хорошо в любом смысле, зачем ему голоса, ведь большинство людей — идиоты. Чужие, посторонние, неинтересные и ненужные, готовые в любую секунду сжевать его и переварить, сделав частью серой аморфной массы, абстрактным символом, потерянным в общей сумме. Он бы думал по шаблону, смеялся бы по трафарету, и существовал бы под копирку, его разум сплющился бы, и часы бы остановились, те самые часы, на поверхности которых еще теплится касание звездного света из волшебного красочного мира, да-да, те самые часы, он слышит их, они тикают, тикают…
Длинная, вытянутая в пространстве фигура. Тонкие веточки-кисти торчат из широких рукавов полосатого свитера, пахнущего стиральным порошком. Челка падает на лоб, прикрывая золотисто-янтарные глаза. Капризный изгиб мягких губ, влажно поблескивающих от слюны.
Она здесь. Господи…
Облегчение такое, будто вечность в аду заменили десятью сутками общественно-полезных работ, и Ли смеется: