Младший сын

– Первый признак: раб не может владеть оружием. Это прерогатива свободного человека. Второе: раб не имеет права на безоговорочную самозащиту. Если он, в процессе самозащиты, убивает другого человека, государственная машина либо Хозяин могут его не оправдать. Особенно в том случае, если отнятая жизнь Хозяину, по каким-то причинам, дороже. Чем жизнь защищавшегося раба, кто бы из двоих ни был неправ. Грубо говоря, стоимость жизни раба имеет конечную стоимость. И это не имеет ничего общего со справедливостью, потому что рынок. На раба не распространяется справедливость. Третье сложнее измерить, но мне в вашем городе это очень заметно. Раб боится инициативы, боится ответственности за решения. И в условиях вашего города-улья, перед тем, как действовать, просчитывает, во что это выльется: а не повредит ли он себе? Вот эти размышления, из третьего пункта, у вас съедают большую часть жизни. Это взгляд со стороны. Что до твоего посыла… Я у вас ненадолго. И такая жизнь, как у вас, лично мне не нужна. Тем более, чтоб за неё ещё и надо цепляться зубами. Уподобляясь вам.

– Вот переходим к одному из пунктов, из-за которых гуляю с тобой, – скрипит зубами Турсун. – Мы с женой всю жизнь в разъездах по службе, Лолу воспитывала моя мать. Воспитала очень строго и немного не для этого мира. В том смысле, что не для нашего жёсткого мира. Мне кажется, Лола до сих пор мечтает о каком-то принце на белом коне. А этого в нашем мире уже просто не бывает. Какие у тебя планы в её адрес? Я же вижу, что вы не просто так общаетесь. Как отец, не могу не спросить.

– В силу специфики происхождения и религии, я очень серьёзно отношусь к противоположному полу. – Кошусь на него. – Когда я говорю, что всеми силами стараюсь не допустить падения малейшего пятна на репутацию Страны и народа, обычные грехи типа блуда к теме тоже относятся. У меня нет причин лукавить с вами, Турсун-аке. Но услышьте меня, пожалуйста, если вам это под силу… Лола – чудесная девушка, для роли жены. Это с моей субъективной точки зрения. Причём именно как байбише, не тоқал.[19] Сюда я плюсую свой невеликий возраст, чужую страну и её безоговорочную готовность помогать мне, чего бы ей это ни стоило. Но для плотских утех, есть совсем другие женщины, не такие, как Лола. По целому ряду параметров. Как продукт своей культуры и религии, я очень хорошо умею отличать первых женщин от вторых. И в моей семье мужчины эти типы между собой никогда не путали. Я ответил на ваш вопрос, Турсун-аке?

* * *

Он бормочет ругательство на федеративном, потом добавляет на туркане:

– Тот случай, когда не понятно, чему больше огорчаться.

– На всё воля Аллаха, давайте как минимум не нервничать. Мне кажется, вы очень забегаете вперёд с такими вопросами.

С другой стороны, возможно, он с высоты возраста видит что-то, чего не вижу я. Надо обдумать на досуге…

– Очень рад такому чувству ответственности, – с толикой иронии говорит в ответ он. – Впрочем, спасибо и за это… Но меня больше беспокоит другой момент. Наше общество не идеально. Не знаю, как дела обстоят с преступностью у вас, но у нас ты, тыкая ножами в этих явно нелицеприятных людей, определённо нарываешься на неприятности. Помнишь, ты только что объяснял, что не можешь себе позволить тени неуважения к себе, поскольку так будут думать и о Стране?

Киваю.

– Вот мне не ясно, почему ты, такой весь из себя продуманный, не развил эту же мысль по аналогии в адрес тех людей, которых порезал. Тебе не приходит в голову, что люди, которые нелегально ворочают миллионами в условиях нашей технократической цивилизации, тоже болезненно относятся к своей репутации? Говоря твоим языком, если о них пойдут слухи, что им может напинать обычный пацан из колледжа… Или Корпуса… – дальше он насмешливо смотрит на меня. – То такие слухи надо любой ценой пресекать: миллионы не терпят неуважения. А единственная потенциальная проблема их репутации – ты. Нет человека – нет проблемы.

– Не подумал, – тру нос. – В тот момент, был во взвинченном состоянии и делал лишь то, что полагал единственно правильным. С такой позиции, в тот момент просто не подумал…

– На тебя мне плевать. В принципе. – Ровно и спокойно говорит отец Лолы. – Хоть ты восстанови справедливость, отомсти кому хочешь, заведи сто жён и живи с ними двести лет. Хоть – сдохни завтра. Ни то, ни другое мне не сделает ни холодно, ни жарко. Но ты общаешься с моей дочерью, которая для меня значит больше, чем я сам. И те дела, в которые ты, по своему тупому степному идиотизму, можешь встрять, размахивая ножами, рикошетом могут зацепить и мою дочь. Поскольку ты вольно или невольно, её тоже втягиваешь. Хоть и бегая по закоулкам с её коммом.

Он набирает побольше воздуха, чтоб продолжить, но я его перебиваю: