Младший советник юстиции(Повесть)

С неумолимой ясностью возникли перед Трофимовым картины прошлого. Да, в те дни лишь одно чувство владело им и влекло, неудержимо влекло в самые опасные места, вон из окопа, в атаку, врукопашную.

— Смерти ищешь? — глядя на него с сожалением, как глядят на слабых и малодушных, спросил как-то лейтенанта Трофимова командир дивизии. — Нет, солдат, так за родину не воюют…

То, что говорил ему тогда командир, не сразу тронуло сердце Трофимова, но все же после этого разговора он задумался и, постепенно, перемогая в себе личное свое горе, стал настоящим солдатом — смелым и хладнокровным, упорным и самоотверженным тружеником войны.

После победы он мог остаться в армии или пойти опять на следовательскую работу. Трофимов выбрал другой путь: он снова сел за учебники. Теперь это уже была не школа, а юридический институт, и трудно пришлось ему после самостоятельной работы и четырех лет войны снова привыкать к студенческой жизни.

Но Трофимов твердо решил стать прокурором.

Почему возникло у него это намерение? Не потому ли, что за годы войны ожесточилось его сердце ко всем тем, кто, нарушая советские законы, становится пособником наших врагов, мечтающих задержать нас в движении к коммунизму? Да, потому, что ожесточилось его сердце против врагов, но еще и потому, что рядом с чувством ненависти к врагам росло и крепло в нем чувство любви к соотечественникам — простым и честным строителям новой жизни. И вот, задумавшись над собственной судьбой, он избрал для себя профессию суровую и благородную — профессию прокурора.

Вскоре после окончания института Трофимов случайно встретил своего бывшего командира дивизии. Тот узнал Трофимова и предложил ехать к нему на Северный Урал, где полковник работал теперь одним из секретарей обкома партии.

Трофимов в это время как раз завершал полугодовую стажировку в одной из районных прокуратур Москвы и готовился к самостоятельной работе.

— Добьюсь для тебя назначения в большой и трудный район, — сказал ему секретарь обкома. — Согласен?

В этой короткой фразе, сказанной мимоходом, на людной московской улице, Трофимов услышал главное: его бывший командир по-прежнему верил в него и, веря, испытывал. Вот почему он так просто предложил Трофимову трудную работу в старинном уральском городке и, не добавив ни слова, прямо спросил о согласии.

А ведь секретарь обкома мог бы рассказать, что этот бывший уездный городок превращался в большой город, в столицу района, где вырос огромный комбинат, где сплавляли лес, изготовляли бумагу, добывали золото. Он мог бы рассказать Трофимову, что в этом районе несколько колхозов-миллионеров, что в городе свой театр, свой педагогический институт, два техникума. Но вместо всего этого он сказал только «большой и трудный район».

Слова звучали по-фронтовому: большое и трудное задание. Именно так и понял их Трофимов — офицер запаса, а ныне младший советник юстиции. И хотя звание и опыт прежней работы давали ему право выбирать, он, точно шагнув из строя на вызов командира, коротко ответил:

— Есть!..

…Дорога в этом месте круто взбегала на бугор. Телегу встряхнуло, и Трофимов, очнувшись от своих дум, поднял голову.

Перед ним, как на ладони, лежал город. Белые стены старинной кладки каменных лабазов вплотную подходили к реке, извилистой и узкой, с быстрым, глубинным течением. Поверхность воды казалась озерно-тихой, только бурлящие заверти да пенные гребешки у берегов нарушали обманчивую гладь реки и говорили о бьющих со дна сильных ключах.

— Ключевка! — сказал Чуклинов. — От нее и город наш Ключевым называется. От нее и народ здесь норовистый да крутой.

Трофимов, восхищенный красотой города, ничего ему не ответил. Привстав на колени, он с интересом смотрел на открывавшуюся перед ним панораму.

Ослепительно сверкали на весеннем солнце алебастровые стены воздвигнутых на холмах древних церквей. От них сбегали к реке улицы, то узкие и извилистые, то широкие и прямые.

Просторные одноэтажные дома с высоко поднятыми над землей окнами были рублены из черной уральской сосны, и, как бы вкривь и вкось ни стояли они на крутых, неровных склонах, не было, казалось, такой силы, которая могла бы пошатнуть или сдвинуть их с места.

Дома эти не теснились друг к другу. Окаймленные молодой листвой деревьев, они стояли свободно посреди больших участков возделанной под огороды земли с непременной, присевшей на бочок банькой в углу, у забора, в зарослях малинника и смородины.

Многочисленные новые здания, по преимуществу в два и три этажа, не нарушали самобытного облика города, а стояли так же свободно, образуя широкие улицы. Такие улицы, из новых домов, выходили к асфальтированному шоссе, которое сразу же за городом врубалось в дремучий сосновый бор. По изрезавшим лесную чашу просекам можно было, угадать, что дорога эта извилистой лентой тянется к видневшемуся вдали, за полосой леса, Ключевскому комбинату. Отсюда, с берега реки, Трофимов лишь смутно различал высокие башни шахтных копров, массивные очертания газгольдеров и повисшие над розоватыми конусами отвалов крохотные вагонетки канатной дороги.