Младенец Фрей

– Еще чего не хватало! – воскликнула Антонина.

– Или вы не покинете шведских вод.

– Я с вами, птичка, – сказал теннисист. – Без меня они вас выкинут за борт через полчаса после отплытия.

– Разумеется, мой мальчик, – сказала мадам и тут же продемонстрировала прозорливость и знание людей. – Конечно, я тебя возьму, иначе тебе не достанется доля и окажется, что ты зря спал со старой сковородкой.

В ответ на возмущенный возглас теннисиста она спохватилась и перешла на непонятный Андрею шведский язык.

– Чего она требует? – спросил Бегишев, и тут Андрей сообразил, что забыл о своих переводческих обязанностях.

– Она хочет, чтобы мы взяли ее на борт.

– Черт с ней, – сдался Бегишев.

Глава 7 Март 1992 г

Поднялись на борт без приключений, никто не задерживал, никого не было и наверху трапа.

Бегишев даже выразил неудовольствие.

– Всех уволю, – сказал он, – так можно судовую кассу увести.

Прошли в холл.

– Где будем мадам устраивать? – спросил он у Андрея.

– Я не знаю, – сказал Андрей. – Мне нужно к себе сходить, умыться.

– И не мечтай, – сказал Бегишев. – Я тебя ни на секунду не отпущу. Во-первых, я тебе не верю. Я никому не верю. Во-вторых, у нас сейчас нет другого переводчика.

Пришлось всей толпой идти к люксу господина Бегишева.

Там разместились в тесноте.

Бегишев приказал Алику:

– Давай на полусогнутых в машину. Знаешь, кого звать.

– Знаю.

– Сейчас придет слесарь, – сказал Бегишев. – Мастер своего дела.

Мадам поглядела в иллюминатор. Она была напугана.

– А скоро ваш пароход отправится дальше? – спросила она.

– Не бойся, – ответил Бегишев. – Ночью. Время еще есть. – Он обернулся к Антонине: – Кто нас засек или нет?

– Ой, я не знаю, Оскар, – ответила Антонина. – Может, кто-нибудь из-за угла подглядывал. Ты же знаешь, как здесь легко спрятаться.

– Думай, где нам спрятать добро, – сказал Бегишев.

– Как будто ты раньше все не предусмотрел, – улыбнулась Антонина.

– Планы меняются, обстоятельства тоже, – сказал Бегишев.

Говоря, он разглядывал госпожу Парвус.

Забавно, что они были похожи. Две туши: одна помоложе – Бегишев, другая – куда постарше. И друг другу они не нравились.

– Мы договорились на тридцати процентах, – сказала госпожа Парвус.

– На двадцати! – воскликнул Ильич. – Сама же говорила: двадцать!

– Все оказалось куда сложнее, чем мы ожидали, – сказала мадам.

– Для меня тем более все оказалось сложнее! Я же не требую больше моих сорока! – Ильич был искренне возмущен. У него отнимали деньги.

– Получите, сколько я выделю, – сказал Бегишев.

– Может, там ничего и нет, – сказал Андрей.

Это была крамола, ее так и оценила мадам. А когда Андрей повторил свою фразу по-русски, поднялся общий шум, прерванный только появлением чужого нескладного человека с большой челюстью.

– Пришел, – сказал Алик, оставаясь в дверях.

– Вижу, – сказал Бегишев. – Посмотри, Данилыч, как этот ящик открыть. Только быстро, нам некогда чикаться.

– Пустое дело, – сказал Данилыч.

Оба играли в хозяина – работягу. Вернее всего, не был этот слесарь Данилычем, но и был ли слесарем – тоже неизвестно.

Данилыч постучал по боку ящика согнутым пальцем. Ящик отозвался глухо.

Данилыч приподнял ящик и с тупым стуком опустил его.

– Солидная работа, – сказал он. – Старая, может, даже до революции делали. Золинген. Классная сталь.

Андрей отнесся к словам Данилыча скептически. Даже чуть не спросил вслух: а Золинген здесь при чем?

– Открыть сможешь? – спросил Бегишев.

– Инструмент нужен, – сказал слесарь. – Хороший инструмент нужен. Дома есть.

– А здесь?

– А здесь, понимаешь, нету.

– У кого есть?

– Ни у кого нет. Здесь тонкой работой никто не занимается. А ведь ты посмотри, какой ключик был – тютелька не влезет.

Он покрутил ногтем указательного пальца в замочной скважине.

– А если хорошо заплачу? – спросил Бегишев.

– А если ты хорошо заплатишь, то вызывай Левшу. Читал про такого?

– Значит, не можешь?

– И никто не может.

– Если распилить?

– Сталь, – ответил, не задумываясь, Данилыч. – Сталь высокого класса, танковая сталь, хоть и не было тогда танков. Нет у меня инструмента.

– А в баксах заплачу?

– Ищи другого дурака. Чтобы сейфы брал.

– Почему, простите, сейф? – спросил Ильич.

– А потому, что это и есть переносной сейф. Думаете, папаша, почему он такой неподъемный – это сталь столько весит. А внутри его, может, пустота или несколько бумажек. В сейфы странные вещи кладут. Я свободен?

– Пока свободен, – сказал Бегишев. – И учти, что я тобой недоволен.

– Учту, господин механик. Помнишь морскую песню?

Данилыч вышел из каюты, аккуратно закрыв за собой дверь.

– Плохо дело, – сказал Бегишев.

– Я никуда не отойду от коробки, – сказала мадам. – Как только я отойду, меня вычеркнут из компании. Я имею жизненный опыт.

Бегишев поднялся и подошел к открытому иллюминатору.

Он смотрел вдаль. Погода портилась. Шел мелкий дождь. У борта остановился туристический автобус – писателей возили в музей «Вазы».

Писатели вылезали из автобуса, одежду трепало ветром – они спешили к кораблю.

И тут же из облака посыпался снег. Не дождь, а снег, с опозданием напоминавший, что здесь еще не кончилась зима.