Младенец Фрей

Посетители того дня сходились в гостиной. Они были одеты различно, большей частью небогато и скромно, вели они себя также сдержанно, и лишь немногие из них подходили к столу в углу гостиной, на котором стояли бутылки с напитками и бокалы.

Можно отметить, что никаких правил поведения там не существовало – каждый вел себя как ему нравилось, но в общем царила сдержанность и, можно сказать, солидность, даже странная для столь разнообразного общества.

Кого-то ждали, поглядывая на часы.

Вошел высокий сутулый усатый мужчина в поношенном сером костюме и предложил садиться.

Рассаживались неспешно, на места, которые, как заметил бы внимательный наблюдатель, уже были давно распределены.

– Не нам заниматься фокусами или удивлять друг друга сюрпризами, – начал свою речь сутулый мужчина, – но сегодняшний день войдет в историю человечества как день большой радости, истинного свершения. Я не буду отнимать время у вас и лавры у тех, кто свершил почти невероятное. Прошу вас, входите.

И тут в дверях появились две женщины.

Старуха, правда, хорошо сохранившаяся и прямая спиной, и молодая, скорее моложавая, рыжая женщина с резкими чертами красивого грубого лица.

– Нам не надо представлять наших героев, – сказал мужчина. – Но я хочу, чтобы все смогли насладиться видом добытых ими сокровищ. – Сутулый мужчина сделал знак, подняв руку и щелкнув пальцами.

Женщины скромно расступились.

Вновь раскрылась дверь, и вошел человек в униформе, судя по всему – охранник. Он нес большой квадратный поднос.

Подойдя к столу, охранник осторожно поставил поднос так, чтобы все собравшиеся смогли разглядеть, что на нем лежит.

А на подносе лежало несколько мешочков и груда бумажных пакетиков. Бумага постарела, пожелтела, кое-где треснула.

– Прошу вас, – сказал сутулый мужчина, словно приглашал друзей к обеду.

Сидевшие за столом протягивали руки к подносу и брали пакетики. Они открывали их и высыпали или выкладывали содержимое пакетиков на полированную поверхность стола.

Две женщины, пришедшие позже, стояли в сторонке и улыбались, получая удовольствие от этого странного зрелища.

Почти в полной тишине, нарушаемой только шуршанием бумаги, дыханием стариков и случайным кашлем, из пакетиков на стол ложились драгоценные камни, алмазные диадемы, изумрудные браслеты, рубиновые серьги – сокровище сказочное, так не вязавшееся со скромностью пакетиков и мешочков, в которых оно до того находилось.

Постукивали о стол кристаллики, позвякивали золотые цепи…

– Вы проводили оценку? – спросил почтенного вида старик в ермолке.

– Частично, – ответила рыжая женщина. – Все еще впереди.

– Это поправит наши дела, – сказал сутулый мужчина. – Мы можем рассчитывать на оживление нашей деятельности и на возобновление некоторых проектов, от которых отказались в связи с нехваткой средств. А сейчас… вы садитесь, садитесь, – слова относились к женщинам, пришедшим последними, – сейчас мы заслушаем рассказ о том, как вам все это удалось.

Начала говорить старуха:

– Я хотела бы сначала отдать должное заслугам и усилиям наших добровольных помощников, скромных монархистов, не знающих, конечно, всей правды, но достойно идущих на жертвы ради своих идеалов. Далеко не все из вас эти идеалы поддерживают…

– Мы обходимся без идеалов, слава богу, – сказал карлик с лицом как моток шерсти – все в длинных тонких морщинах.

– Мы – да. Другие – нет, – сухо поправила его старуха.

– Не волнуйтесь, Анастасия Николаевна, – обратился к ней сутулый мужчина. – Уважение к идеалам – это уважение друг к другу. Продолжайте.

– Когда мы поднялись на борт теплохода «Рубен Симонов», – сказала Анастасия Николаевна, – мы уже знали, что там находятся наши соперники, обладающие информацией не менее полной, чем наша, но информацией другого рода. И главное – у них была возможность получить шкатулку. – Анастасия Николаевна повела над столом тонкой ручкой – там, куда указал ее палец, поблескивали камешки и золото. – У них был один из нас. И не будем сейчас казнить друг друга, упрекать – это был сознательный выбор Владимира Ильича. Мы выходили с ним на связь еще до начала этой эпопеи – он в общих чертах знал о нашем существовании. Но он не захотел трудиться с нами в силу того, что им владеет неизбывная гордыня. Он полагал, что сможет достичь своих безумных целей, опираясь лишь на собственный ум и склонность к интригам.

– Он всегда был таким, – сказала Татьяна, которая стояла за спиной Анастасии Николаевны. – Он неисправим.

– Неисправим, – повторил сутулый мужчина.

– Вы его пригласили к нам сегодня? – спросила дряхлая женщина, похожая на очень старую черепаху.

– Он отказался, – вздохнул сутулый мужчина, – он сослался на нездоровье.

– Ах, какое нездоровье в его возрасте! – засмеялась старая черепаха. – Я жду не дождусь, когда стану такой же молодой, как он.

– Ох, это будет не скоро, – заметила Анастасия Николаевна.

Сутулый мужчина поднялся.