Мизгирь

– Прости, что разбудила тебя, Лерочка, – Серафима Клементьевна сбивалась, голос её дрожал, – Но то, что я хочу тебе сообщить, оно… оно не терпит отлагательств. Ты… ты спрашивала тогда, когда приезжала к нам в гости, что это за альбом и фото, кто такой Максим и соседка Галя, показавшаяся тебе странной. И я ответила тебе, что ничего не помню. Я не соврала тебе, Лерочка, на тот момент я действительно совершенно ничего не помнила, я смотрела на страницы альбома и удивлялась, словно видя их впервые, хотя не помнила я только те, чёрные рисунки, ты понимаешь, о чём я говорю. После твоего отъезда я долго сидела, вспоминая и думая о прошлом, копалась в своей памяти, но так и не смогла ничего вспомнить. Я убрала альбом на полку и почти забыла о нём, пока в одну ночь мне не приснился сон. Это был не просто сон, Лерочка, это был самый страшный кошмар в моей жизни! Как бы я хотела сейчас снова забыть всё это, чтобы никогда не знать, не помнить, но… но это уже невозможно. Аму вновь вернулся в эти края. Точнее, проснулся. Он делает это раз в несколько десятков лет. Нет, не так.

Серафима Клементьевна тяжело дышала:

– Сейчас, погоди, Лера, я постараюсь успокоиться и всё объясню тебе толком, что-то сердце давит. Сейчас… В общем, дело было так, в старые времена холмы наши, что окружают деревню, кишели змеями. Оттого и прозвали наше поселение Змеиные горки. Наши предки говорили, что где-то в лесу живёт главный змей, царь над всеми гадами, обитающими в тех краях, и он огромный, очень большой. Живёт он в таком месте, которое нарочно не найдёшь и случайно на него не набредёшь, прийти туда можно только знаючи. И были люди, которые знали то место. Говаривали, что есть в деревне тайные служители того змея, что приносят ему в угоду жертвы, чтобы был он милостив ко всем жителям, чтобы урожай родился и жизнь текла благополучно. Служителям тем давал Аму в награду за приводимых к нему жертв долгую жизнь, жили они по двести-триста лет.

Пропадали в нашем лесу люди, да что там взять, лес и по сей день огромен, а в те времена и вовсе тянулся незнамо до куда и дремуч был, мало ли, что могло с людьми в том лесу случиться, может зверь разорвал дикий, а может сами заплутали, да в болоте утопли, поищут-поищут, бывало, деревенские пропавших, да и забудут, времена такие. А старики шептались, мол, Аму себе жертву выбрал. И ещё говорили, что нужна ему свежая кровь для того, чтобы из змеиного своего обличия становиться подобием человека – высокого, в рост с деревьями, покрытого тёмной чешуёй, с жёлтыми змеиными глазами. В таком образе жил Аму несколько десятков лет, а затем вновь уходил в свою нору и умирал, а из чрева его выходила личинка нового Аму, в виде змея. Тот змей вновь жил, рос и получал жертвы, а в какой-то момент становился человекозмеем. Ну, кто-то за сказки и легенды это считал, кто-то верил.

Прошло много лет. Наступило уже и наше время. Я маленькая тогда была, жили мы с родителями и бабушкой на месте, где сейчас ваш дом стоит, только тогда ещё старый дом-то был, который мы с мужем после сломали. И была у нас соседка Галина. С бабушкой моей были они очень дружны. Пока в один день Галина не увела меня в лес, на поляну, ту самую, на которой жил в норе Аму-змей. Я всё вспомнила, Лерочка, всё! Мне во сне всё привиделось, и я вспомнила! Тогда что-то пошло не так, и я смогла избежать участи, но после того меня стали преследовать видения. Аму виделся мне везде, морок на меня нашёл. Бабушка моя заподозрила неладное, стала наблюдать за мной и дозналась, а окончательно убедилась, когда нашла мои рисунки в том самом альбоме, не знаю, почему она их не уничтожила, а лишь спрятала, быть может забыла, этого я уже сказать не могу, но знаю одно – спасла меня от Аму только бабушка.

Она ездила куда-то, к знающему человеку, шаману, и меня возила с собою, шаман три дня читал надо мною молитвы, чтобы я забыла всё и излечилась, а его дочь все эти дни вышивала для меня рубаху. Ту самую, что ты нашла на чердаке. Шила она её на вырост, чтобы могла я надевать её ещё долго. И бабушка заставляла меня носить её, как исподнее, под платьем. Была она вроде мощного оберега. На той рубахе вышиты были защитные знаки, искусно вплетённые в цветочный орнамент, я хорошо вспомнила этот узор, который любила рассматривать, и то, как шарахнулась от меня Галина, впервые встретив меня на улице в той рубахе. Причём она не видела её, ведь рубаха надета была под сарафан, но она почуяла её, как сатана чует святую воду, а может она и есть сатана, служитель его.