Но за свои двадцать восемь лет Генри хорошо усвоил одну единственную вещь. Люди – болезнь этой планеты. И кто-то или что-то должно стать лекарством, иначе болезнь победит. Планета уже не в состоянии справиться сама, сколько случалось различных катаклизмов, цунами, землетрясений и даже потопов, и всё безрезультатно. Погибали лишь жалкие кучки, на фоне семи миллиардов человек это действительно смехотворно мало. Планета не справляется с инфекцией – это факт.
Геннадий оторвал взгляд от окна, поднялся из комфортабельного кожаного кресла и прошёл на кухню, чтобы заварить зелёный чай.
Мама всегда звала его Гена, а школьные друзья и коллеги по работе исключительно – Генри. Он уже и сам не помнил, как и по каким причинам к нему привязалось это то ли имя, то ли прозвище, но если в школе это было что-то вроде клички, то сейчас смотрелось очень стильно и даже модно. Ему нравилось.
Отца у Генри не было. Он получил женское воспитание и вполне успешно окончил университет, сразу устроившись по специальности. Бухгалтером. Генри был простым бухгалтером и работал исключительно в женском коллективе. Поначалу его это вполне устраивало, когда вокруг одни женщины, чувствуешь себя гораздо спокойнее. Так ему казалось в первые годы своей тихой карьеры.
Но потом всё изменилось.
Женщины.
Они его изменили.
Всё началось именно с них.
Когда Генри было двадцать пять лет, он встретил девушку. Она пришла к ним в фирму новым офис-менеджером. Офис-менеджеры менялись практически каждые полгода, но эта девушка проработала здесь больше двух лет. Пока не исчезла бесследно. Её фотографии были развешены на всех местных остановках и досках объявлений, они висели практически на каждом фонарном столбе. Но девушку так и не нашли. Генри сильно переживал по этому поводу и погрузился в глубокую депрессию. Ведь они встречались почти два года, и всё так неожиданно оборвалось после той глупой ссоры, подробности которой не хотелось вспоминать. Генри пытался вытравить из памяти те фрагменты, он пил много пива и смотрел фильмы ужасов, это несколько ослабляло эмоциональный накал и внутреннюю истерию, но к нормальной жизни он вернулся с большим трудом. И стал уже другим человеком. Совсем другим. Но внешне, для друзей и коллег, и даже для мамы он казался всё тем же весельчаком Генри, который юморил при любом удобном случаи.
На кухне закипела вода. Свисток прервал его размышления, возвестив о предстоящем чаепитии. С пивом Генри завязал ещё в прошлом году, так что теперь лакомился чаем с эклерами и прочими сладостями.
Генри пил чай, ел эклеры и смотрел в окно. Он любил тишину, любил зиму и любил снег. А ещё он любил её. Мёртвую девушку. Как её звали?
Генри едва не поперхнулся.
Он не помнил.
НЕ ПОМНИЛ.
Не помнил, как её звали.
– Неужели получилось? После стольких усилий у меня всё-таки это получилось? –
Голос Генри был спокойным как никогда. Он даже перестал заикаться, как это бывало с ним во время таких вот диалогов с самим собой.
За окном пролетела ворона и села на провода, как раз напротив его окна. Затем перепрыгнула на ближайшую ветку, стряхнув с неё немного снега, и что-то громко прокаркала. Но за плотно закрытыми пластиковыми окнами этот звук был не таким резким, он казался даже мягким, упругим, тягучим, как сгущёнка. Странное сравнение. В последнее время Генри любил такие вот странные сравнения, они отвлекали его от чёрных мыслей.