Мюнхен

Ян пошел оформлять военные документы. В казармах недалеко от Вальдштейнского дворца за последние двести лет побывало много солдат в мундирах белых, синих, серых и зеленых. На кочковатом дворе их строили во взводы и роты, батальоны и полки. Через эти ворота многие из них вышли на дороги, ведущие в Италию, Боснию, Галицию, откуда уже не вернулись.

Теперь чехословацкая армия устроила здесь городской военный комиссариат.

Человек, в сводчатый кабинет которого вошел Ян, был одет в старую австрийскую форму, перешитую на чехословацкий лад и украшенную новыми ротмистровскими нашивками. Под маленьким носом у него висели длинные черные усы. На его круглой голове осталось немного жидких волос. Сощурившись, он посмотрел на Яна маленькими глазками, похожими на надклюнутые ягоды черешни. Ян даже испугался. Уж не влез ли в этот ротмистровский мундир тот самый легендарный сторож из небольшого парка на Кампе, который высматривал парочки в тот самый момент, когда они целовались, и ухал у них за спиной как сова? Уж не тот ли это чумазый старик с небритым и печальным, но добрым лицом, о котором никто ничего не знал: сколько ему лет и чем он питается — то ли корешками, то ли сырыми лягушками — и где он живет — то ли в пещере, то ли в гнилом тополе у Сожженной мельницы?

Теперь он сидел здесь в ротмистровской форме и курил трубку. Когда он открыл рот, Ян понял, что это не тот мужичок с Кампы.

— Что вас сюда привело? — спросил он четким военным голосом.

— Мне нужна справка о прохождении военной службы.

— Садитесь. Офицер?

— Я был офицером во времена Австрии, а потом…

— Запомните, — человек поднял указательный палец, — для учета вы офицер навсегда. Это как посвящение в сан священника. У вас с собой свидетельство о рождении? Так… Мартину Ян, 1894 года рождения. Сейчас все будет в порядке.

Человек встал и подошел к стене. Тут только Ян заметил, что вокруг стен стояли полки высотой до самого потолка. На полках — аккуратно оформленные огромные книги в переплетах из грубой свиной кожи. На корешках книг поблескивали золотом буквы от «А» до «Я». Человек одну из них взял:

— Так вот вы где. Вы, пан, зарегистрированы в бюро учета призывников города Праги и прилегающих районов. Это заупокойное ведомство. Посмотрим, какие дела у вас. Мертвы вы, пропали без вести или живы. Что здесь не записано, то неправда. Вы могли бы меня уверять, что вернулись, к примеру, из Месопотамии, где служили в моторизованной батарее и сражались… с индейцами, и я вам поверю, если найду соответствующую запись. Но мы мертвы, если в этих книгах записано, что вы убиты.

Человек открыл книгу, и Ян увидел свою фамилию, написанную аккуратным почерком. Человек проворчал:

— Так, посмотрим… Ага… а вот и мы! Einjaehrig Freiwilligen Johan Martinu… geboren… Assentjahrgang 1914… Все правильно… heimatsberechtigt Prag, Land Boehmen[12]. Ну-ну, так в нашем дорогом пражском полку вы, пан, не служили? Вы воевали в одиннадцатом. Тоже хороший полк. Там из вас в 1915 году сделали кадета и послали на фронт. До этого вам были сделаны прививки от тифа, холеры и оспы. Все здесь записано. На фронте командование батальона представило вас к малой серебряной медали за храбрость в бою под Львовом в июне 1915 года… Хе-хе. Но об этом вы не знали и медаль не получили. Не потому, что чихать на нее хотели, нет… у вас здесь, милый пан кадет, записано, что 28 июля 1915 года вы vermisst[13]. И больше здесь не записано ничего. Абсолютно ничего. Поэтому с сегодняшнего дня я вас демобилизую и запишу это. Так…

Замшелая голова склонилась над книгой, и в ней появилась запись: «Демобилизован 15 октября 1925 года».

— Хитро вы все это обстряпали, пан прапорщик. Избежали двух мобилизаций, хитрюга! Первый раз против венгерских большевиков, хе-хе, а второй раз против императора и короля Карла, упокой бог его душу… А теперь мы напишем, что с 1914 года вы были солдатом, с 1915 года — прапорщиком, демобилизованы в 1925 году.

Человек одним пальцем отстучал на машинке справку, сходил куда-то, вернулся с подписью и печатью и сказал:

— Вот, пожалуйста, пан прапорщик, и запомните, самодержцы приходят и уходят, штаты урезают, но учет вечен!

— Спасибо, — ответил Ян. Он уже хотел выйти, но оглянулся и спросил: — Пан ротмистр, нет ли у вас родственника, который до войны сторожил парк на Кампе?

— А что?

— Вы похожи…

— Ну, если вы хотите знать, это был мой старший брат. Вы его знали? В двадцать лет он стал немного помешанным. Его девушка утонула во Влтаве, случайно, словно ее вдруг водяной затащил в воду из лодочки, на которой она вместе с братом каталась у плотины. Сапожник Роусек прыгнул в воду, но так ее и не вытащил. С тех пор с братом нельзя было говорить. Он стал ненавидеть влюбленные парочки. Пугал их, свистел и ухал как сова. А вообще-то это был добрый человек.

— Он уже умер?

— Да, на третьем году войны он ушел вечером из парка, закрыл калитку на ключ и уже не вернулся. Говорили, что кто-то видел его ночью у плотины. Наверное, утонул… Выпал из учета, хе-хе…