Она чуть качнула головой в сторону экрана внешнего наблюдения. Там было отчетливо видно, что трех слонов, брошенных Форсом на растерзание, уже практически доедают. Два силуэта оторвались от толпы и скользнули в сторону храма. Но это уже не имело значения.
— Здесь и бортовые орудия есть? — удивилась Факел.
Грустный Смайлик внимательно осматривала приборы.
— А, вижу, — сказала она. — Неплохие пушечки! Я могу, я из таких стреляла.
— Начинай, — сказала Мелисанда.
Она подошла к колонне. Воздух вокруг нее задрожал. Она оставалась симпатичной девушкой. Но в то же время все, кто находился в рубке, видели сквозь нее небольшого слоника с четырьмя бивнями.
«
А стоило бы.
Грустный Смайлик положила хелицеры на рычаги управления, припала головой к прицелу.
— Мне кажется, огневой поддержки будет мало, — сказал Форс, который с каждой секундой чувствовал себя все более лишним в рубке. — Пойду посмотрю, что я могу сделать.
— Я тоже кое-что могу, — поддержал его Энеб. — Хотя это будет последнее, что я смогу, но…
— Еще чего выдумал! — отведя от прицела три свободных левых глаза, воскликнула Грустный Смайлик.
Корабль ощутимо вздрогнул — паучиха открыла огонь, но от беседы ее это не отвлекло.
— Детка, у меня синдром кракелюра, — печально улыбаясь, ответил Энеб.
Форсу вспомнилась мутная, почти не пропускающая света рука Энеба, кусочек отколовшегося от нее стекла.
Грустный Смайлик испуганно вздрогнула.
— Предупреждать надо, — проворчала Волна. — У тебя антибиотики есть? — обращаясь к Грустному Смайлику, спросила она. — Если что, у меня есть немного.
— Это не заразно, не бойся, даже если бы болезни одних видов передавались другим, — успокаивающе сказал Энеб.
Тихонько завыли турбины. Мелисанда запустила двигатель, как и собиралась.
— Это наследственное, — терпеливо объяснял Энеб яростно стреляющей Грустному Смайлику. — Генетическая ошибка. Я же состою, грубо говоря, из стекла и загустителей, которые позволяют сохранять подвижность, форму, менять плотность и все такое. И вот они… густеют слишком сильно, хотя и не должны. Я не могу больше получать из излучения, из света то, что я должен получать.
— То есть это не заразно, но это и не лечится? — спросила Волна, которая всегда быстро соображала. — Если больного с отрезанным желудком можно кормить капельницами, то светом через капельницы не накормишь?
— Да, — кивнул Энеб. — Я медленно умираю. Я знал, что здесь будет горячо, подумал — а-а-а, мне терять нечего, поеду…
— Ну идите тогда с Форсом, — сказала Волна.
Форс тем временем подошел к Мелисанде и склонился к ней. Паучиха понимала, что между ними происходит обмен информацией, но звуков слышно не было. «Телепаты», — с завистью подумала она.
— Все, мы скоординировали маневры с капитаном, — сказал Форс. — Пошли, — добавил он, обращаясь к Энебу.
Они покинули рубку.
— Тут теперь и без нас справятся, — заметила Волна. — Пойдем, не будем путаться под ногами.
Сидеть в безвестности, когда вокруг кипит бой, паучихи бы не смогли — и в этом они не сильно отличались от представителей других видов. Снисходя к потребности разумных видов к контролю над реальностью, капитан Илина установила в кают-компании экран, позволявший следить за происходящим вокруг корабля.
Перед выходом на палубу, или, с другой точки зрения, крышу корабля, к энергетическим мачтам, имелся шлюз. В открытом шкафчике на стене висела парочка скафандров — паруса иногда приходилось чинить и в открытом космосе. Энеб не нуждался в воздухе и мог продержаться в полном вакууме некоторое время без особых затруднений, а вот Форс выглядел как существо, которое нуждается в каком-нибудь газе, чтобы дышать, и в скафандре как таковом, чтобы защищать свое мягкое тело от перепадов давления и различного излучения.
Однако Форс самым великолепным образом проигнорировал стойку со скафандрами и нажал клавишу открытия шлюза на стене. Энеб хмыкнул. У него уже возникла парочка предположений насчет Форса, когда он увидел,