Мю Цефея. Цена эксперимента

Люди, попавшие под этот наполненный светом дождь, будто спятили. Кто-то заметался, словно обожженный кислотой. Кто-то просто лег на землю и закрыл голову руками, тихо воя. Несколько бойцов начали палить по облачку из автоматов — странным образом это больше походило на приветствие, чем на оборонительный огонь, абсолютно сейчас бессмысленный. Комроты Свешников безумным кузнечиком запрыгнул на бронетранспортер, заколотил рукояткой пистолета по бронелюку. Ему не отперли. Капитан, чудовищно матерясь, скатился с брони и нырнул под машину — в тот самый миг, когда она, выбросив клуб черного дыма, сорвалась с места. Рев мотора заглушил и мат, и мокрый хруст раздавленного тела.

У Акихиро от этого неуслышанного, но воображенного с необычайной достоверностью звука стало кисло во рту и задрожали колени, но он продолжал снимать происходящее. Через несколько минут и он повалится на землю, чтобы никогда больше не встать. Однако сохраненные на пленке кадры уцелеют — тяжелый и чертовски неудобный фотоаппарат «Кристалл» герметичен и даже, кажется, бронирован. Пришедшие сюда позднее люди увидят наконец-то действие «грибного дождя», так сказать, в процессе. Будь он проклят, этот лживый, как вся здешняя красота, процесс.

Постепенно все стихло, лишь взревывал запутавшийся в огромном кусте волосянки БТР. Истеричное бегство было коротким и напрасным — экипаж опоздал задраить люки, и влага проникла внутрь. Прекратился и дождь. Бойцы теперь лежали все поголовно, совершенно неподвижные и как будто умиротворенные.

Мокрый насквозь Акихиро щелкнул затвором последний раз и опустил руки. Он ждал. Ждал, когда умиротворение придет и к нему, но оно почему-то не спешило. Не было ни боли, ни даже слабости. Он облизнул губы. Влага слегка отдавала полынной горечью. Акихиро сел на землю, складным ножом — другого оружия у него не имелось — подрезал пласт дерна и засунул под него фотокамеру. Накрыл бугорок каской, закрыл глаза и стал ждать.

Было тепло и покойно. Он почти уже задремал, когда его не грубо, но настойчиво потрясли за плечо.

***

Здравствуй, Машенька.

Ты, должно быть, изумлена, что я пишу на бумаге, и спрашиваешь себя, что за очередная блажь настигла твоего обожаемого Васеньку? Не удивляйся, душа моя, современные средства связи здесь не работают. Совсем. Связь осуществляется только по проводам да в каком-то из радиодиапазонов, но ни то, ни другое до Земли не достанет. Ты, вероятно, скажешь, что я мог бы записать видео на флешку и отправить вместо этого доисторического конверта ее? Увы, не мог бы. В терминале Фокина любая электроника выходит из строя. По этой самой причине у нас тут полный двадцатый век, притом самое его начало: деятельное и энергичное, как первые пятилетки в СССР. Дизельпанк на стероидах.

Между прочим, на стероидах тут все новички, включая твоего покорного. Для скорейшей адаптации. После прохождения через терминал Фокина адаптация настоятельно необходима, а на то, чтобы солдатики оклемались естественным образом, времени нету. Вот и засаживают каждый вечер нам в задницу по пять ампул чертовой фармакологии. Видела бы ты шприцы, которыми это делается!

К слову о заднице, на которую до странности похожа арка межзвездного терминала. Наших англоязычных братьев по оружию (их здесь немало, преимущественно чернокожие) фамилия великого российского физика приводит в состояние небывалого восторга.

«Фок ин! — орут они с хохотом, демонстрируя отличные зубы. — Ан-фокин-кредибл!» И прочее в том же духе. Сами они именуют терминал Фокина эф-термом и утверждают, что принципы мгновенных перемещений разработаны NASA еще в годы Лунной программы. И что не были они претворены в жизнь исключительно по недоразумению.

А потом изобретение украло кейджиби.

Спорить с упертыми джи-ай бессмысленно, да только и морды бить не получается. Ну, то есть мы-то готовы выщелкивать их замечательные зубки со всей русской обходительностью хоть каждый божий день, но за драки вмиг отправляют обратно на Землю. Отправляют, замечу, с дикими штрафами, которые испарят все жалование, как ласковое здешнее солнышко — капли «грибного дождя» с шелковистой здешней травы-муравы.

Этой смертоносной холеры, которая «дождь», все очень боятся, хоть и мало кто из солдат представляет, что она такое. Вроде как биологическое оружие недружеских нам аборигенов, заражающее человека спорами шибко быстро растущей грибницы. Моргнул глазом — и ты уже не венец творения, а трухлявый пень, поросший опятами. Достаточно одной капли, как говаривал персонаж старой комедии. Толком я об этой гадости еще не разузнал, поэтому и писать не стану. Напишу лучше об аборигенах, благо их в нашем лагере достаточно.

С виду они напоминают прямоходящих белочек метров полутора ростом. Шерстка, хвостики, мордашки, все дела. Голоса мультяшных персонажей и непосредственность пятилетних детей. Миленькие, прямо беда. Тебе бы точно понравились.