– Я проиграл, Митридат! Я побежден!- завопил Манес, болтая руками и ногами в воздухе: юный царь собирался ударить его оземь в третий раз.- Ты победил!.. Пощади меня!.. Пощади!!!
– Клянешься ли ты вернуть угнанный скот?- спросил Митридат, по-прежнему держа Манеса над головой.
– Клянусь всеми богами!- торопливо выкрикнул Манес, потеряв голову от боли и страха.- Твои стада недалеко отсюда, скоро ты их увидишь!
– Клянешься ли ты не нападать больше на мое царство?- продолжал грозно вопрошать Митридат.
– Клянусь, я забуду сюда дорогу!- без промедления отвечал пафлагонский царь, чувствуя железную мощь держащих его рук.
В следующий миг он обрел почву под ногами. Все стало на свои места: синева небес, зелень широкого луга, два войска, застывшие невдалеке…
Манес стоял, покачиваясь на гнущихся ногах, и взирал на широкую спину спокойно удаляющегося Митридата. Он шел к своему коню, пасущемуся невдалеке, шел уверенной походкой победителя.
Со стороны понтийского войска к Митридату скакали всадники. Оттуда неслись восторженные победные крики.
В голове у Манеса гудело, во рту был соленый привкус крови. Свинцовая тяжесть, навалившаяся на плечи, давила его к земле. Манес сел на траву и закрыл лицо руками.
Подбежавшие слуги тормошили царя, о чем-то спрашивали…
Манес не отвечал, чувствуя себя бесконечно жалким и униженным. Впервые его одолел в поединке юноша, годившийся ему в сыновья, причем одолел без оружия, показав тем самым свою неукротимую силу и еще более неукротимую волю.
Манес сдержал слово: угнанный скот вернули Митридату. В ожидании, когда пафлагонские пастухи перегонят коров и овец обратно во владения Митридата, два войска разбили стан в той же долине. Пафлагонцы – в проходе между двух гор, понтийцы- на просторной равнине недалеко от них.
За эти дни Митридат несколько раз навещал Манеса в его шатре. Пафлагонский царь после неудачного поединка почти не вставал с ложа. Возле него постоянно крутились лекари с какими-то снадобьями и припарками. Они с уважением поглядывали на рослого царя понтийцев, который со знанием дела давал им советы, приходя в гости, какие травы нужно прикладывать к больным местам, из каких готовить отвар, чтобы принимать внутрь.
На расспросы Манеса, где Митридат научился лекарскому искусству, тот лишь таинственно улыбался. Молодой царь был не очень-то разговорчив, чем также нравился Манесу.
Во время одной из бесед наедине Манес показал Митридату гемму с изображением царицы Лаодики.
– Ты думаешь, я позарился на твой скот?- признался Манес.- Ничуть не бывало! Вот эта женщина- цель всех моих вторжений в Понт. Я давно добиваюсь того, чтобы она стала моей женой, но все без толку.
– Мать ни разу не обмолвилась, что кто-то усиленно добивается ее руки,- удивленно сказал Митридат, разглядывая на ладони гемму с выпуклым профилем красивой эллинки.
Несомненно, на камее изображена его мать, только несколько моложе. Неизвестному мастеру удалось передать в камне надменность во взгляде царицы и чуть заметную складку у края губ, которая в минуты гнева делала жесткими эти красивые уста.
– Откуда у тебя эта гемма?- обратился к Манесу Митридат.
– Долгая история…- Манес отвел взгляд, не желая делиться своими разбойными подвигами.- Лучше скажи, такова ли твоя мать на самом деле, какой изобразил ее резчик? Мне не довелось увидеть ее наяву.
– В жизни она еще прекраснее,- ответил Митридат,- но и это ее изображение нисколько не погрешило против истины. Можешь мне поверить.
Митридат вернул гемму Манесу.
– Охотно верю тебе, Митридат,- восхищенно проговорил Манес.- Твоя мать- божественная женщина! Она и неприступна, как богиня! Сколько раз я отправлял к ней послов с предложением пойти за меня замуж с дарами, достойными ее красоты. Она неизменно отвечала отказом и возвращала подарки. От отчаяния я и занялся грабежом ее владений, желая хоть таким образом обратить на себя внимание.
Манес помолчал, затем продолжил:
– Мой род древнее понтийских и вифинских царских родов.
Самый первый понтийский царь Митридат Основатель начинал царствовать не где-нибудь, а в Пафлагонии в крепости Кимиаты у подошвы горной цепи Ольгассия. Он опирался на пафлагонцев, которые помогали ему завоевывать Понт. Потомки Митридата Основателя сделали центром своего царства долину Хилиокомон, где проживает много персов. Там же они основали и свою новую столицу Амасию. Вот почему я в какой-то мере считаю себя достойным руки царицы Понта, ведь женой Митридата Основателя была женщина из рода пафлагонских правителей. Персы и пафлагонцы- два самых храбрых народа на земле, брак царицы Понта со мной слил бы наши народы воедино. Представляешь, какая это была бы сила, Митридат!
– Моя мать – эллинка, и ей нет дела до тех общих корней, которые когда-то связывали царей Понта и Пафлагонии,- сказал Митридат.- Она одинаково сильно недолюбливает и персов, и пафлагонцев. Ей чужды здешние боги и обычаи, она не знает ни персидского, ни пафлагонского языка.
– Зато я знаю греческий,- горделиво вставил Манес. Собеседники разговаривали по-персидски. Митридату стало смешно и грустно.