Митридат

– Для начала, Митридат, позаботься о собственной безопасности,- невозмутимо продолжил Тирибаз.- То, что ты не прекратил, живя во дворце, употреблять в пищу ядовитые растения, это похвально, друг мой. Но, мне кажется, дворцовая жизнь поубавила в тебе бдительности, а это недопустимо. Царю надлежит быть настороже, тем более царю молодому. Твоя мать наверняка не смеет шагу ступить без подсказки своих советников и прежде всего евнуха Гистана. Эта хитрая бестия необычайно возвысилась после смерти твоего отца, Митридат. Причем, очень странной смерти…

– Ты подозреваешь в чем-то Гистана?- насторожился Митридат.

– Мне кое-что известно о проделках этого евнуха со слов Моаферна,- понизил голос Тирибаз.- Ты ведь знаешь, что Моаферн сведущ в ядах. Он осматривал тело твоего умершего отца перед сожжением и по пятнам на лице определил, что скорее всего его отравили так называемым египетским порошком. Этот яд очень трудно приготовить, еще труднее дозировать, зато он не имеет, ни запаха, ни вкуса. Здесь важно знать, насколько тот, кого нужно отравить, привержен к вину и сладостям. Моаферн вспомнил, что незадолго до случившегося Гистан, как бы между прочим, поинтересовался у него, сколько вина царь выпивает утром и сколько вечером, а также просил его проследить, чтобы царь не увлекался сладким, мол, это способствует тучности и одышке. Моаферн не придал этому значения поначалу, приняв заботу Гистана о здоровье царя за чистую монету. И лишь впоследствии, когда прах твоего отца, Митридат, упокоился в могильнике, Моаферн заподозрил неладное в тогдашнем поведении Гистана и поделился этим со мной. В присутствии царицы Лаодики я обвинил Гистана в свершенном злодеянии и просил ее, почти умолял подвергнуть главного евнуха пыткам. Она же вместо этого приказала бросить в темницу меня. Если бы не Сисина и Моаферн, мне самому оттуда было бы не выбраться. Я говорю тебе все это, Митридат, чтобы ты наперед знал: царь рождается во дворце и зачастую во дворце умирает.- Тирибаз сделал многозначительную паузу.- Умирает, недоцарствовав.

– Мать тоже уверяла меня, что отца отравили,- волнуясь, проговорил Митридат,- но она полагает, что это дело рук родни со стороны старшего отцовского брата, который правил до него. Она считает, что таким способом родственники ее деверя хотели захватить царскую власть.

– Заметь, Гистан тоже утверждал это и на этом стоял,- сказал Тирибаз.- С каким рвением, Митридат, он обвинял в измене твоих теток, их мужей и сыновей. Вину всех обвиняемых даже не пытались доказывать, их просто казнили, невзирая на пол и возраст. Неудивительно, что родственники и друзья казненных стали разбегаться кто куда. Это бегство лишь уверило твою мать, Митридат, в том, что она права, подозревая в смерти супруга тех, кто ее всегда недолюбливал, кого, собственно, ей и хотелось обвинить в этом.

– Когда я вернусь в Синопу, Гистану не поздоровится, клянусь Солнцем,- зловеще произнес Митридат.- Я отдам его палачам, и они вместе с жилами вытянут из него все потайные мысли.

– А если твоя мать воспротивится этому?- Тирибаз вопрошающе посмотрел на Митридата.

– Я смогу уговорить ее,- уверенно сказал Митридат.

Стояла глубокая ночь, когда Митридат наконец отправился в свой шатер. Тирибаз вышел проводить его.

У входа в шатер Тирибаза стояли два плечистых воина в чешуйчатых панцирях и темных башлыках, в руках у обоих посверкивали голубоватым блеском в призрачном лунном свете изогнутые клинки мечей.

– Это и есть твои «демоны смерти»?- Митридат кивнул на стражей, одежда которых была черного цвета. Когда он входил в шатер, его охраняли стражники не столь устрашающего вида.

– Они самые,- ответил Тирибаз.- Не воины, а горные львы! В схватке каждый стоит троих. Ночную стражу я доверяю только им.

– Сколько у тебя таких воинов?

– Тридцать.

– И еще есть кроме этих?

– Еще полсотни не столь воинственных, зато столь же преданных.

– Как воспитывать в людях преданность, Тирибаз?

– Ценить их и показывать, что они дороже тебе того золота, что ты им платишь за службу. Все очень просто, Митридат.

– Я запомню это, Тирибаз.

– И правильно сделаешь, друг мой.

– Если бы ты знал, Тирибаз, как я рад, что мы опять вместе!

– Такие слова дороже для меня любой награды, Митридат.

Так они шли по широкому проходу вдоль длинных рядов холщевых палаток с кожаным верхом и вели негромкую беседу.

Пройдя шагов триста, собеседники свернули на поперечную улицу палаточного стана. Впереди, на возвышении, полыхали костры возле царского шатра, громада которого высилась подобно горе с круглым верхом.

Из палаток доносились храп и дыхание сотен спящих людей; все вокруг было объято сном и покоем.

Споткнувшись о колышек какой-то палатки, Тирибаз неожиданно приотстал.

Что-то говоривший ему Митридат оглянулся, в этот миг к нему бесшумно метнулась из прохода между двух палаток чья-то быстрая тень. Лязгнул вынимаемый из ножен меч.

Тирибаз издал предостерегающий возглас.

Митридат вовремя заметил опасность и ловко увернулся от занесенного у него над головой меча.