Митридат

Митридат, который готовился к тому, что провидение все же заставит его объявить войну Риму, был огорчен и раздосадован. А тут еще евнух восторгается прелестями его жены, как будто он сам принимал младенца!

– Тебе надлежит наблюдать за поведением моих жен, скопец, а не за шириной их бедер,- раздраженно сказал Митридат.- И у тебя нет права входить к роженице!

Мушег смиренно опустил голову, так что длинные черные волосы упали ему на грудь.

– Царь, меня не было там, где рожала твоя супруга,- промолвил он.- Это могут подтвердить служанки и повитуха. Я стоял за дверью и вошел к роженице, когда меня позвали взглянуть на ребенка. Я не стану скрывать, царь, что когда я вошел в спальню, служанки смывали кровь с лона твоей супруги. Однако я узрел все это лишь беглым взглядом, желая увидеть пол младенца, ведь на то была твоя воля. Поверь, во мне не было стремления…

– Убирайся!- рявкнул Митридат.

Царь предстал перед гостями- он не любил ужинать в одиночестве- веселый и изысканно любезный. Гостей было трое: философ эпикурейской школы Каллистрат, дальний родственник царя Феникс и Сократ, брат вифинского царя Никомеда. Узнав от Митридата, что у него родилась дочь, приглашенные наперебой стали выражать ему свои поздравления.

– Царь, как ты назовешь новорожденную?- спросил Феникс, самый молодой из гостей.

– Мою дочь будут звать Дрипетида,- сказал Митридат.- Я назову ее в честь своей бабки, которая была решительной женщиной и постоянно подстрекала моего деда царя Фарнака к войне с Римом.

Тем самым Митридат желал хоть отчасти успокоить снедавшее его жгучее разочарование. Так люди решительные и горячие о природы, не имея возможности двигаться к желанной цели в большом, стараются двигаться к ней хотя бы в малом.

– Красивое имя,- сказал Феникс.

– Звучное, как все персидские имена,- с улыбкой заметил философ Каллистрат.

– Греческие имена тоже не менее звучны,- промолвил Митридат.- К примеру, твое имя означает «прекрасный воин».

– Ну какой из меня воин,- засмеялся философ,- да еще прекрасный! Вот он и впрямь прекрасный воин!

Каллистрат указал на юного Феникса, внешность которого всегда притягивала к нему женские взгляды. Сам эпикуреец был довольно безобразен из-за своих зубов, торчавших изо рта вкривь и вкось, большого носа и непомерно вытянутого черепа с редкими светлыми волосами.

– Зато тебя интересно и полезно послушать, Каллистрат, а я только и умею, что скакать верхом и кидать дротики,- сказал Феникс с вежливостью и благородством воспитанного человека.

– А ты почему сегодня неразговорчив?- обратился к Сократу Митридат.- Излей мне свои печали. Но перед этим, друзья, давайте выпьем за мою дочь, родившуюся сегодня.

– Царь, я прошу твоего позволения покинуть Синопу,- сказал Сократ, осушив свою чашу.- Я только затем и пришел сюда.

– Что я слышу, друг мой?- удивился Митридат.- Тебе не нравится Синопа, этот благословенный город?

– Мне невыносимо бездействие, царь,- признался Сократ.- Я хочу попытаться с помощью галатов отнять трон у своего брата.

– А на мою поддержку ты больше не надеешься? Сократ промолчал.

– Я решил дать тебе войско, Сократ,- вдруг заявил Митридат.- Полагаю, пришла пора тебе стать вифинским царем. Благодари не меня, а мою новорожденную дочь, иначе я уже завтра поутру затеял бы гораздо большую войну,- с усмешкой добавил Митридат, заметив недоумевающий взгляд Сократа.

* * *

Мониму привел в опочивальню царя евнух Вакхид, приставленный именно к ней. Митридат небрежно махнул евнуху рукой, тот молча удалился.

Монима стояла посреди спальни на мягком ковре. Ее красивое лицо с точеным прямым носом и округлым подбородком было надменно-безразлично, большие с поволокой глаза, чуть прикрытые длинными ресницами, глядели куда-то мимо супруга, сидевшего в кресле в нескольких шагах от нее.

– Иди же ко мне, моя прелесть,- позвал супругу Митридат.- Ты сегодня божественно прекрасна!

Холодный взгляд Монимы скользнул по Митридату, на ее чувственных губах появилась и тут же пропала презрительная усмешка. Она не тронулась с места.

– Богиня сегодня не в духе,- со вздохом проговорил Митридат.- Интересно, что омрачило этот восхитительный лик?

Монима молчала.

– И что таится за этим зловещим молчанием?- вопрошал Митридат, обращаясь скорее к самому себе.