Митридат

Рим с бесцеремонностью мирового владыки перекраивает владения азиатских правителей, навязывает договоры, требует заложников. Римское войско, стоящее в Пергаме, всегда готово вторгнуться на территорию наиболее несговорчивого царя. Парфяне, отразив вторжение саков, за последние годы завоевали огромные пространства на юго-востоке: Дрангиану, Маргиану, Ариану. Подчинили греческие города Месопотамии, отняв их у Селевкидов. Царь Великой Армении, потерпев поражение от парфян, был вынужден отдать в заложники парфянскому царю своего сына.

Тирибаз и Сузамитра подбадривали Митридата, говоря, что теперь, когда римское посольство вернулось в Рим, у них будет достаточно времени для подготовки к войне. До Понта доходили слухи о раздорах в Риме между оптиматами и популярами; в эту борьбу был втянут и Гай Марий. Приближенные Митридата и он сам тешили себя надеждами, что Рим ослабеет в междоусобной вражде своих сограждан, тогда у римлян не хватит сил, чтобы держать в повиновении Азию.

События в Каппадокии нарушили замыслы Митридата.

Едва прошла зима, каппадокийцы подняли восстание. Они перебили понтийский гарнизон в Мазаке и пленили Махара, объявив Митридату, что если он не выведет из Каппадокии свои войска, вместо живого сына ему пришлют его голову. Дабы поддержать мятежных каппадокийцев, римский наместник в Пергаме Луций Сцевола отправил в Мазаку римский отряд под началом своего легата.

Митридат, трепеща за сына, рожденного ему самой любимой женщиной, вывел из Каппадокии своих воинов.

Махар вернулся в Синопу.

Отец и сын встретились в присутствии Тирибаза и Моаферна, которые ездили за Махаром в Мазаку и оберегали его на пути домой.

Митридат со слезами на глазах прижал Махара к себе и долго не выпускал из объятий. Они не виделись без малого восемь лет. Теперь Махару было почти восемнадцать.

– Как ты вырос и возмужал, сын мой,- со счастливой улыбкой произнес Митридат и обернулся к Тирибазу и Моаферну:- Помните, каким он уехал в Мазаку и каким вернулся!

– А как Махар похож на тебя, царь!- восхитился Моаферн.

– Ты был точно таким же в семнадцать лет, Митридат,- согласился с Моаферном Тирибаз.- Природа повторяет тебя в твоих детях.

Меж бровей Митридата вдруг пролегла печальная складка, в глазах появилась грусть. Он вспомнил себя семнадцатилетним, когда его, плененного, привезли в этот дворец, где после долгой разлуки состоялась его встреча с матерью, такая волнительная и незабываемая. Собственно, с той встречи и началось его трудное восхождение на трон. Сначала Митридат, подобно Эдипу, попрал материнское ложе, потом совратил старших сестер, Статиру и Антиоху, затем были скитания и битвы со сторонниками его младшего брата… Как давно это было. И как нелегко достался Митридату царский трон. Уже давно ушли в страну мертвых старшие сестры Митридата, его брат-тезка, любимая мать…

Митридат пожелал, чтобы Махар сходил вместе с ним в усыпальницу двух цариц Лаодик, матери и дочери. Ему вдруг захотелось показать той, что одновременно была ему и женой, и матерью, их возмужавшего сына, как будто забальзамированное тело могло видеть и слышать.

Тирибаз мягко возразил против этого.

– Царь, не стоит ворошить прошлое. Будет лучше, если Махар не узнает об этом.

Тирибаз сделал ударение на последнем слове.

– Отпусти сына, царь,- сказал Моаферн,;- ему нужно отдохнуть с дороги.

Митридат отпустил Махара и отправился в усыпальницу один.

Там все так же царил прохладный полумрак. У стены, расписанной вереницами скорбящих мужчин и женщин, на мраморных подставках стояли два золотых саркофага. В них лежали две женщины с закрытыми глазами, будто спали. Одна – та, что постарше,- в длинном белом платье, облегающем ее слегка располневшую фигуру, в черном парике и золотой диадеме с головой сокола. Другая- та, что помоложе,- в лиловом греческом пеплосе с прической эллинки.

Митридат приблизился сначала к саркофагу матери и по привычке поцеловал ее мертвые уста. Он несколько минут вглядывался в это навеки уснувшее лицо, словно хотел постичь смысл того небытия, в каком пребывала его красивая мать.

– Прости, что я долго не приходил,- прошептал Митридат и ласково погладил мумию по щеке,- столько дел навалилось сразу. Помнишь, я рассказывал тебе, что собираюсь воевать с Римом. Так вот, замыслы мои пошли прахом! Восстала Каппадокия, и римляне сразу же поддержали каппадокийцев, а я не готов к войне… Вдобавок мне пришлось вызволять Махара, оказавшегося в заложниках у восставших. Теперь Махар в безопасности, но я потерял Каппадокию.

Митридат еще долго делился с бесстрастной мумией своими горестями и дурными предчувствиями. Ему казалось, мать слышит его, только не может ответить.

Потом царь подошел к саркофагу сестры и тоже запечатлел на ее неживом лице поцелуй. С сестрой он разговаривал о том, каким хочет сделать свое войско, и сетовал, что азиатские воины плохо воспринимают эллинскую военную тактику.