Митридат

– Верно! – продолжал Луций. – То же будет и с Лукуллом! Великий царь, как всегда, мудр и видит дальше нашего!.. Осаду Кизика подсказали ему боги!

Марий с удивлением направил на говорившего свой единственный глаз. Он был озадачен и раздосадован. Луций Магий и раньше любил подчеркнуть независимость своих мнений, стараясь показать свое превосходство над Марием в делах государственных, но не вмешивался в решения чисто военные. Его высказывания перед Митридатом всегда носили осторожный и несколько туманный характер. Тем удивительнее было, что он вдруг столь решительно примкнул к тем, кто поддерживал замысел Митридата, противопоставив себя и Марию и стратегам. «Выступает против меня! Хочет выслужиться у варвара и получить в награду горсть золота!» – подумал Марий раздраженно.

В этот час ни Марий, ни другие не знали, что в одну из минувших ночей Луций Магий принял тайного посланца от Лукулла и передал ему письмо, в котором торжественно клялся служить Риму до последнего дыхания. И умолял о помиловании после полного разгрома Митридата и Сертория. Он и ранее колебался, на чью сторону стать, но был увлечен личностью римского бунтаря, и было время, когда верил в его окончательное торжество. Но ошибки Сертория, устойчивость «вечного города», долгие размышления о грядущем охладили мятежные страсти Луция. А его впечатления от нестройных полчищ Митридата и той опрометчивости, с которой понтийский царь принимал боевые решения, окончательно убедили его в том, что у понтийского гиганта глиняные ноги, которые рассыплются от первого сильного удара.

Луций Магий разуверился в действенности антиримского союза, впереди ему мерещилось страшное поражение, в огне которого сгорит и он сам, как ночной мотылек, угодивший в пламень костра. И поспешил установить тайную связь с Лукуллом, заверить его в готовности до конца служить Риму и любой ценой искупить свою ошибку. Сейчас он действовал по указанию Лукулла.

Митридату замечание Луция Магия показалось удачным, он милостиво кивнул головой. Согласие римлянина с его решением утверждало его в правильности намеченных действий. Видно, не одному ему легионы Лукулла представляются горстью безумцев, которые, пытаясь преградить путь великому войску, заранее обрекли себя на уничтожение.

– Смеху подобно, что Лукулл, этот медлительный и трусливый полководец, думает препятствовать мне! – оживился царь, презрительно усмехаясь. – Вы говорите, что он сейчас карабкается на горные кручи, с целью закрыть проход во Фригию?.. Нет, он ищет надежного укрытия от стрел и мечей моих воинов!.. После того, как падет Кизик, воздадим и Лукуллу!

– А может, Лукулл решил бежать на небо и торопится подняться ближе к облакам? Там ведь безопаснее! – наперебой острили приближенные, зная, что Митридат ценит крылатые шутки и не скупится на их оплату.

Но Марий Одноглазый, несмотря на тщедушную внешность, обладал железной настойчивостью. Еще раз он убедился как в варварской надменности Митридата, так и в первобытной простоте его души. Подобно младенцу, царь хватался за блестящие безделушки, какими являлись лживые речи его подручных, а ценные советы опытных стратегов отвергал. Сенатор переждал, когда льстецы утихнут, и снова обратился к Митридату:

– Лукулл будет рад затяжке, ибо знает, что через три дня наши воины начнут жевать ремни своих доспехов! А он, воспользовавшись нашей медлительностью, соорудит неприступные лагеря и не пустит нас в хлебные места! Пока этого не случилось, нужно напасть на римлян и сбросить их с перевала! А потом преследовать до полного разгрома!.. И послать во Фригию фуражиров для заготовки зерна и скота!

Митридат, после уступки Марию под Халкедоном, теперь хотел настоять на своем. И не потому, что не мог понять доводов Мария и других стратегов, но его мучило самолюбивое стремление все делать по-своему. Как это так, он всесильный царь, а идет на поводу у воевод!.. Получается, что войну ведет не он, а какой-то Марий или Таксил! Нет, уступить – значит упасть в глазах всего войска, унизить имя непогрешимого, мудрейшего Митридата!

– Будем штурмовать Кизик! – решительно сказал он, стукнув кулаком по дорожному раскладному столу. – Идите, действуйте!

XIV

Марий Одноглазый при всем его презрении к шумной, многоплеменной орде, возглавленной не всегда дальновидным, запальчивым царем, был честен и искренне желал Митридату победы.

Он знал, что эта победа была бы решающей. Она проложила бы путь к власти его господину и другу Серторию, ожидающему в Испании его донесений. Он разгадал причину медлительности Лукулла, который прекрасно знал и учитывал слабые стороны Митридатовых ратей. Понтийские воины уже съели все припасы, ограбили жителей окрестных селений и стояли на грани голода. Для Лукулла решение Митридата начать осаду Кизика явилось находкой. Царь сам шел навстречу грядущим неудачам.

Встретившись с Луцием Магием наедине, Марий корил его за легкомыслие, обвинял в желании выслужиться перед Митридатом: