Изнеженный и обленившийся Тирибаз, который давно оторвался от живого дела, взирая со стороны на ход событий, оказался во главе многовесельной флотилии. Он не представлял, как будет осуществлять управление кораблями и буйными отрядами разноязыкого войска.
Поддерживаемый под локти друзьями и слугами, он взошел на палубу лучшего корабля, не понимая, почему воины так смело и с нескрываемой насмешкой разглядывают его, переговариваясь и скаля зубы. Он объяснил это ошибками самого Митридата, который слишком прост в обращении с воинами и не приучил их к молчаливому, безропотному послушанию, почтительности к старшим.
– Не удивляйся, почтенный Тирибаз, – говорили ему друзья, – ведь это, собственно, не войско, а сброд разбойников и беглых рабов! Но они способны к рукопашному бою, прикажи им штурмовать Фанагорию, и ты убедишься в этом! Жажда добычи толкает их навстречу опасности! А пока – вели отчаливать, махни платком!
Рука с тонкими пальцами и крашеными ногтями взмахнула белоснежным платком. Корабли зашевелились, весла блеснули на солнце, вода зашумела. Флотилия стала отдаляться от берега, вышла из гавани на простор пролива.
Было красиво смотреть, как десятки судов, полных вооруженными головорезами, заняли видимую поверхность моря, устремившись на восток, подобно стае плавающих птиц. Флотилия выглядела так внушительно, что если бы фанагорийцы могли видеть ее в час выступления из гавани, они исполнились бы ужаса.
Но произошло нечто неожиданное.
Достигнув середины пролива, флотилия вдруг лишилась внутренних взаимосвязующих сил и стала рассеиваться по водной пустыне. Большинство кораблей повернуло круто на юг, в сторону открытого моря. И, словно в насмешку, на многих были подняты на мачты сигнальные щиты, послышались звуки труб, как перед сражением. На палубах стояли стеной люди, ухали враз, по-пиратски, и размахивали хламидами, как это делают моряки, прощаясь с берегом. Были случаи перестрелки между кораблями, нарочитых или случайных таранов с потоплением судов. Те, что остались верными Митридату, вступили в перепалки с изменниками, шли на абордажные схватки, топили одни других.
Корабль наварха Тирибаза также был захвачен изменниками, которые окружили и схватили незадачливого флотоводца, перебили его охрану, а советников и друзей побросали в волны моря. Тирибаза с хохотом и глумлением заперли в каюту. Он был не столько испуган, сколько изумлен, не понимая, что, собственно, происходит. Против кого бунтует это сборное войско?.. Или оно проявило вероломство к своему благодетелю Митридату, или не хочет подчиняться ему, Тирибазу, как бывшему сатрапу, безжалостному к рабам?.. Среди восставших он заметил лица его собственных рабов, взятых Митридатом в войско.
Пять кораблей Асандра, заполненных евпатористами и молодыми пантикапейскими эфебами, вышли из гавани несколько позже других, а потому оказались в стороне от происходящего. Панталеон усмотрел в этом предусмотрительность Асандра и усмехнулся одобрительно.
– Выходит, ты предугадал все это? – кивнул он головой вслед удаляющимся судам.
– Не предугадал, но просто опасался этого, – ответил Асандр. – Смотри, Панталеон, такое не часто увидишь, разбегаются воины великого войска, угоняют корабли Митридата! Это конец его могуществу и всей затее с войной против Рима!
– Что же нам делать? Попытаться спасти Тирибаза?
– Нет, наше дело наблюдать. Откуда ты знаешь, что Тирибаз не с ними?
– Погляди – верные царю корабли заворачивают обратно!
– Обратно нельзя! Митридат не простит нам этого. Надо сперва выручить царских детей!
– Но мы остались одни с нашими людьми. Справимся ли?
– Почему одни?.. Кораблей, которые не изменили, не так мало!.. Дай им сигнал, сообщи, что именем царя теперь я наварх флота и приказываю – все должны следовать за мною к тому берегу пролива! Ослушники будут наказаны, как за измену!
– Слушаю, исполняю!
Панталеон начал размахивать горящим факелом по правилам морской сигнализации.
XIV
По песчаной полосе берега, замусоренной морскими водорослями, бежали вооруженные люди. Их было больше полусотни. Одни выглядели богато в блестящих шлемах и красных хламидах, другие не имели на плечах ничего, кроме лохмотьев. Впереди легко подпрыгивала на девичьих тонких ногах Клеопатра, вооруженная остроконечным мечом – ксифосом.
Все со страстной надеждой смотрели на море, ожидая помощи, но ее не было.
– Надо продержаться еще немного! – кричала царевна пронзительно звонким голосом. – Государь уже знает, что произошло! Он поможет!.. Воинов наградит, а рабам даст свободу!
Всем казалось, что погоня должна настигнуть их по сухопутью. Но фанагорийцы, узнав, что среди тех, кто прорвался сквозь огонь и бежал из пылающего акрополя, находится любимая дочь царя, спохватились, поняли, что самую ценную заложницу упустили. И послали быстроходные ладьи вдоль берега, дабы настичь беглецов с моря.
Клеопатра первая заметила, что со стороны враждебного города быстро движутся весельные ладьи.
– Может, это помощь? – предположил один из воинов.