Зато Клеопатра с восторженными выкриками плясала на одной ноге, радуясь возможности развлечься. Она прыгала и вертелась, затрудняя рабыням труд причесать и одеть ее.
– Не ликуй очень, сестрица, – говорила Эвпатра с ленивой усмешкой, – не иначе как государь решил отдать нас в жены варварам с целью укрепить дружбу с ними! Я слышала, степные князья тоже будут на празднике.
– Почему ты так думаешь?
– А потому, что из нас, пятерых оставшихся сестер, три не просватаны – ты, я да Орсабарис. Орсабарис молода, ее отец-государь решил приберечь до следующего случая, а нас посылает сейчас! Митридатис и Нисса остаются, ибо имеют женихов, одна – египетского, другая – критского царей! Не знаю, станут ли они царицами, давность прошла, женихи, не иначе, забыли о них!.. Но как бы то ни было, они ждут и на праздник с нами не едут. А вот нам придется поехать, – глядишь, там найдем свою долю в юртах, около бурдюков с кобыльим молоком!
– Что ж, на все воля богов и государя! – ответила Клеопатра не задумываясь.
Царевич Артаферн взошел на палубу как старший, он был опоясан мечом и выглядел очень внушительно в пурпурном плаще и золотом шлеме с оранжевыми перьями. Он получил от отца наказ, как действовать, и поглядывал на Трифона свысока. Впрочем, ему было известно, что на евнуха возложены все заботы и ответственность за безопасность и успех экспедиции. Но не смущался этим, считая вполне закономерным, что он, как царский сын, лишь венчает собою всю затею, придает ей вес и значительность, этого достаточно. Всеми делами должен заниматься человек более низко стоящий, хотя бы и раб, каковым и являлся Трифон.
Поэтому, взойдя на палубу, царевич не поинтересовался ни оснащением корабля, ни численностью воинов, ни подробностями предстоящего праздника. Он полагал, что после нескольких фраз, сказанных отцом, ему не о чем говорить или советоваться с рабом. Поглядев надменно на Трифона, он лишь сказал своим бесцветным, глухим голосом:
– Смотри, Трифон, велика твоя забота! Ибо на корабле четыре царских сына и две царевны!
Трифон поклонился в пояс, заметив мысленно, что от царевича идет густой винный дух. Ответил раболепным тоном, как было принято в общении с царственными особами:
– Внимаю и повинуюсь, многославный царевич! Ты будешь доволен мною.
– Смотри, я не помилую, если что не так будет!
Отвернувшись, Артаферн стал смотреть равнодушными глазами на ослепительные всплески волн, вздымаемых посеребренными веслами.
Плавание через пролив было благополучным. Артаферн был удивлен, что восточный берег оказался безлюдным. У причалов на сонных волнах, словно забытые, покачивались рыбачьи суда, а у самой песчаной отмели, подобно скелетам морских чудовищ, лежали разбитые корабли. «Землетрясением разбило, – подумал царевич, – но почему никого нет?»
Их не встречали сторожевые ладьи, не приветствовала толпа, не приглашали сойти на берег фанагорийские архонты. Пробежала собака с поджатым хвостом и скрылась за полуразрушенным строением. Дальше возвышались покосившиеся стены города, видны были распахнутые ворота. Кружились вороны. И всюду ни души.
Приблизился озабоченный Трифон, с поклоном показал рукой на это безлюдье.
– Не пойму, – сказал он, пожимая плечами, – куда девались жители города? Неужели разбежались, испугались нашего появления? Думаю, что не так. Опасаюсь засады!
– Засады? – рассмеялся царевич, выпрямляясь с воинственным видом. – Ты боишься засады, Трифон?.. Не знал я, что душа у тебя заячья! Фанагория сильно пострадала от землетрясения, народ перепуган, архонты сидят в своих домах, как сурки! Какая может быть засада!.. Вот мы войдем в город с пением и ударами копий в щиты заставим их очнуться!
Трифон перед этим разговором видел, как раб приносил царевичу чашу с вином. Сейчас, слушая его запальчивые речи, подумал, что вино было, по-видимому, не разведенное. Однако прямо перечить не посмел.
– Многославный царевич, – сказал он почтительно, – ты говоришь мудро, а главное – мужественно! Сразу видно – твоя душа полна отваги. Но разреши мне с воинами сделать разведку – я пойду в город и все разузнаю, заставлю трусливых архонтов выйти навстречу тебе с подарками и речами! Они обязаны оказать достойный прием тебе, царскому сыну и посланному!
То, что говорил евнух, было вполне разумно и диктовалось осторожностью. Но именно это и пробудило в душе Артаферна беса строптивости. Неужели советы евнуха – закон для него? Ведь не Трифон представляет здесь царскую особу, а он, Артаферн! Значит, ему и решать! Оглядев Трифона с головы до ног, он ответил не спеша, как это делал Митридат:
– Ценю твои преданность и заботу! Но фанагорийцы примут такой поступок за нашу боязнь, и это возвысит их в собственных глазах! Чего доброго, они еще возгордятся и возомнят, что Митридат слаб, а они сильны!
– Что же будем делать?
– Сойдем с корабля и двинемся в город, как я сказал. Если кто из горожан проявит дерзость – накажем его! Воинов у нас достаточно.
– Да будет так!