Сейчас царь предстал перед взором сына-наследника не в ореоле таинственного сияния хварно. Это был старик с бугорчатым от кожной болезни лицом, с возбужденно-сосредоточенным, будто остановившемся взглядом когда-то огненных, а сейчас лихорадочно вспыхивающих глаз. Да и устремлен этот взгляд куда-то в пространство, мимо и выше стоящих впереди людей.
«О боги! – мысленно воскликнул Фарнак, словно очнувшись. – Отец не видит правды жизни, он спит с открытыми глазами. Он готов выступить в поход без поддержки сильных и воинственных племен, без опоры на верность боспорских городов. Он спешит бросить против могучего Рима пестрый сброд из пиратов, бродяг, беглых рабов и римских перебежчиков, воображая, что эта горсть своевольных наемников способна сразить римского великана!»
Фарнак был уже не юноша, понимал кое-что в военном деле, верил, что Митридат мог бы затеять большую войну, возглавив все народы северопонтийских степей. И тогда заставил бы Рим считаться с собою, мог бы получить признание как сильный монарх, даже добиться благоденствия до конца своих дней. Но идти на приступ к границам Римской державы с отрядом добровольцев – все равно что атаковать небо! Царевич тряхнул головой, прогоняя предательские сомнения. Он пытался улыбнуться, но лишь скривился от внутреннего усилия.
– Ты победишь, государь, – молвил он полушепотом, опуская глаза.
Ему казалось, что отец прочел его мысли. Но тот ничего не заметил, объятый пламенем величавых грез. Возбужденный от выпитого утром бодрящего питья, царь чувствовал нечто подобное опьянению. Сердце стучало, а впереди рисовались с поразительной отчетливостью грядущие сражения и небывалые победы.
Евнух Тимофей принес золотые чаши, два раба следовали за ним с амфорами старого вина. И вот когда аромат виноградной лозы распространился под мрачными сводами царского дворца, случилось невероятное.
Рука царя повисла в воздухе, он не дотянулся до сосуда с веселящим напитком. Поднос и чаши полетели на пол, вино струями разлилось по каменным плитам. Поколебались мраморные колонны, страшный гул послышался под ногами, стены треснули, раздались своды, щебень посыпался на головы царя и приближенных. Все почувствовали, как земная твердь дрогнула, зашатались устои дворца. Люди валились с ног с перекошенными от испуга лицами, не понимая, что происходит.
Второй удар потряс здание, из трещин в полу вырвались струи удушливого сернистого дыма. В окнах потемнело, потом полыхнуло кровавым огнем. Золотая статуэтка Ники, богини победы, упала на пол и сломалась. Приближенные в страхе бросились к выходу, оставив царя позади. Только Менофан и Фарнак оказались рядом, взяли государя под руки и вывели во двор. Здесь Митридат обвел вокруг встревоженным взором и увидел, что дворец покосился и был частично разрушен. Середина двора осела и превратилась в яму, из которой шел дым.
– Что это?.. Что случилось?.. – повторял царь, еле переводя дыхание.
Менофан с его трезвым рассудком и непоколебимым присутствием духа раньше всех пришел в себя и обрел способность работать головой. Он поднял квадратную ладонь, как бы готовясь долго говорить, и спокойно ответил:
– Это – сотрясение земли, великий государь!.. Не волнуй свою душу!
– Трясение земли, трясение земли… – повторял за ним Митридат, делая усилие, чтобы овладеть собою. – Но почему? Почему сейчас?.. Что означает?
Царь провел рукой по лицу, чувствуя, что самообладание не сразу возвращается к нему. Нечто зловещее чудилось в странном совпадении стихийного бедствия с началом похода. Мелькнула мысль, что неведомые силы хотят преградить ему путь к славе и могуществу, и что народ и войско воспримут это как дурное предзнаменование.
Он напряг волю и принял уверенный вид, желая показать себя не таким, как другие, которые бегут в ужасе и падают, спотыкаясь о камни рухнувших зданий. Не заметил, что Фарнак стоит рядом с потемневшим лицом, в каком-то тяжелом раздумье, как бы стараясь понять происшедшее, угадать его скрытый смысл.
– Это гнев богов, государь! – вдруг сказал Фарнак с необычайной смелостью.
Обернувшись, Митридат вгляделся в лицо сына – тот смотрел на него, не опуская глаз. Казалось, он хотел сказать еще что-то, но сдержался.
– Гнев богов? – переспросил царь, почувствовав раздражение, которое сразу придало ему сил. – Возможно!.. Надо только выяснить, на кого они гневаются – на нас или на врагов наших?
VI
Землетрясение, эта нервная судорога земли, охватило мгновенно пространство по обе стороны пролива. В Пантикапее попадали статуи богов, обрушились храмы, многие здания превратились в кучи щебня. На поверхности моря вздыбились огромные волны, они хлынули на прибрежные селения, смывая хижины рыбаков, виноградники и поля. Историк так и повествует, что за подземными толчками последовало «страшное разрушение городов и полей».