Митридат

Все увидели, что войско Митридата выглядит сильным, оно многолюдно, хорошо вооружено. А немалый отряд римских перебежчиков во главе с Гаем и Публием так сверкал начищенными шлемами, что горожане были смущены. Им показалось, что к ним пожаловал не Митридат, а Сервилий с морской пехотой.

Въезд Митридата в Пантикапей был великолепен. Ворота города были широко распахнуты, дорога усыпана розами. Все полагали, что Митридат вступит в город на боевой колеснице, как когда-то Махар. Но увидели всадников на белых конях. Первым ехал сам Митридат в зеркальных доспехах, высокой, сияющей китаре и багряной мантии, свисающей до земли пышными складками. В руке он держал высоко поднятый скипетр с мигающими на солнце алмазами. Он вступал в столицу северных эллинов верхом на коне, желая этим польстить чувству людей, полжизни проводивших в седле.

– Глядите, это он! – послышались возгласы в толпе. – Это сам Митридат, да хранят его боги!

– Он накажет вероломного Сервилия за потопленные корабли!

Тут же находились люди недоверчивые и осторожные, которые предвидели потрясения. Они пожимали плечами и, оглянувшись с опаской, говорили негромко:

– Рим силен, его победить невозможно! А с прибытием Митридата мы стали врагами Рима! Хорошего в этом мало. Если не вернется Помпей, то другой полководец пожалует к нам, и тогда Таврида разделит участь Понтийского царства – станет ареной страшной войны!

По-разному мыслили и чувствовали и те, кто следовал непосредственно за царем. Справа и сзади от него ехал Менофан, сутулый, коротконогий. Он трясся в седле, позвякивая золотыми гривнами на шее, отличающими его, главного стратега, от других военачальников. С другой стороны по-молодецки гарцевал Фарнак, одетый в пурпурное с золотым, как сын и наследник царский.

Следом двигался отряд евнухов, личная охрана Митридата, возглавленная Трифоном. Жестокий евнух шарил вокруг желтыми глазами, словно пернатый хищник, выслеживающий добычу. В его костлявой руке сверкал обнаженный меч.

Пантикапейские девушки и юноши встречали царя приветственными кликами и пением гимнов. Они бросали под копыта его коня душистые цветы, лили молоко и вино из кувшинов. Его славили как великого повелителя, встречали как любимца богов, обласканного Никой – богиней победы.

Нет, не беглецом явился гордый царь на Боспор, а властелином, объединившим под своей короной сказочные гиперборейские страны!

– Велик, велик царь Митридат! – говорили пораженные советники, сопровождавшие царя нестройной гурьбой, кто верхом или в экипажах, а кто и пешком. – И мы смели думать, что он просто бежит от врага, надеясь найти прибежище в дымных юртах скифов и сарматов!.. А он привел нас в новое, прекрасное царство, даже большее, чем то, которое осталось в руках римлян! Опять в его власти богатые города и многолюдные земли! И вот такой прекрасный город, как Пантикапей, возлагает к его ногам свою покорность и свои дары!..

Олтак находился среди царских советников. Он улыбался широко, взирая на столь знакомые места, в которых прошла его молодость. И уже предвкушал сладость мести врагам, захватившим его трон. Он мечтал пролить много, много крови, уничтожить изменников, их детей и родичей.

Только Тирибаз, крайне обиженный тем, что не попал в число первых в этом триумфальном шествии, пребывал в угрюмой задумчивости. Лежа на коврах в крытой повозке, он грыз лакированные ногти и старался предугадать ход событий. Но и он был поражен величием Пантикапея и той удачей, которая сопутствовала Митридату в северном походе. Все казалось сказкой после страшных поражений недавнего прошлого и унылого сидения в Диоскуриаде.

«Видимо, боги еще не отвернулись от Митридата!» – с суеверным чувством думал бывший сатрап, испытывая внезапную робость перед тем, кому он не однажды осмеливался перечить. Известно, что Митридат злопамятен и мстителен, не забывает обид и не терпит строптивых.

Сам царь был доволен. Пантикапей принес ему покорность без сопротивления. Вступая на земли Тавриды, Митридат вновь обрел трон и подданных, взял уверенной рукой бразды правления над Тавридой и всем северным побережьем Понта Эвксинского!

Если кому-то здесь или за морем казалось, что он доживает последние дни своего могущества, похоронив в Диоскуриаде славу и честь, то теперь все видели, что звезда его счастья засияла с новой силой и осветила все вокруг ярчайшим светом!

Митридату мнилось в этот час, будто молодость и былое величие полностью вернулись к нему. Он жадно раздувал ноздри, вдыхая широкой грудью ароматы цветов, устилающих его путь, и испытывал упоение от приветственного шума, которым встречал его Пантикапей.

– Слава Митридату! Да любят боги великого царя вечно! – кричали боспорцы с таким подъемом, словно не они до этого уже изменяли ему и на протяжении ряда лет служили его врагам.

Встревоженные голуби стаями поднимались в голубую пустоту неба, купаясь в прозрачных струях солнечных лучей. Возможно, и они по-своему праздновали победу Митридата.

XXI