Подхожу к ели и наношу ей ножом рану, наблюдая как вытекает из под коры смола.
«Ну что ж, поборемся» — думаю я воспрянув духом.
Промыв рану от тонкого острого кинжала отваром коры осины, наложил прямо на неё живицу и забинтовал. Наемники, кроме дозорных, столпились около нас с Волтом, удерживали больного, выполняли мои мелкие поручения «принеси-подай-держи-убери» и всё время заглядывали мне в глаза, что ужасно нервировало, я сам не знал, чем это всё закончится.
— Ты хороший лекарь, раз наши жрецы тебя ищут, — подбодрил меня Пинк.
Бросив на него злой взгляд я ушел к ручью мыть руки.
На следующее утро у Волта начался жар, он метался в бреду, приходилось постоянно его удерживать. Даже не знаю, как я пережил эти ужасные сутки после засады, усталость и нервное истощение просто убивали меня.
— Нужно идти, нас здесь могут найти, — слышу я хриплый голос Пинка.
— Идите, я останусь с Волтом, — говорю я и опять удерживаю руку друга, не давая содрать повязку.
— Волта понесем, — говорит Пинк.
— Его нельзя трогать, — заканчиваю я препирательства.
Волт пришел в себя через двое суток, утром, когда нас коснулись продравшиеся сквозь высокие деревья лучи холодного, зимнего солнца.
«Переправа, переправа, берез левый, берег правый» — отозвался в моей памяти стихотворный ритм, когда я обозрел очередное препятствие, возникшее на нашем пути.
Мы лежим в кустах на границе леса и осматриваем перекинутый через реку каменный мост. Мост — это всего четыре опоры на искусственных каменных островах, образующие пять арок, пройди их все и ты на другом берегу реки. Но не все так просто: мостовую переправу делает невозможным пересечь расположенный здесь кордон из двух десятков воинов. Прямо у моста располагается домик для охраны с навесов с сеном для лошадей.
«Обложили гады» — мелькает очередная мысль и поднимается злость.
— У кого какие предложения, — начинает военный совет Пинк, когда мы вшестером устраиваемся «в кружок» под защитой леса.
— Искать другую переправу, — предлагает Грум, — может брод где есть, у местных крестьян надо поспрашивать.
— Может ночью, на прорыв, — предлагает Кит.
— Нет, скрытно надо, — отвергает Пинк.
— Ночью, скрытно, дозор уберем и перейдем, — не унимается Кит.
— Мне больше идея с бродом нравится, — встревает Стас, — если через мост пойдем, они будут знать, что это мы прошли и отправят погоню.
— Ночью убрать дозорных, пробраться в дом и перерезать всех спящими или закрыть дверь, обложить соломой и поджечь, — вношу я и своё предложение, продиктованное злостью, а кроме того я согласен с Китом.
Мои слова встречает гробовая тишина.
— Тебе не кажется, что все твои предложения, несколько… не достойны лэра? — спрашивает Пинк, рассматривая меня задумчивым взглядом.
— На войне все средства хороши, — отвечаю я и начинаю распаляться от их осуждающих взглядов, — на войне нет правил, и война не место для благородных идиотов. Они вообще-то нас убить хотят, а не просто отловить и обнять, а значит мы вольны защищаться любыми способами.
Пинк встает с импровизированного насеста из поваленного дерева и начинает расхаживать взад-вперёд, а мы все внимательно следим за ним взглядом.
— Будем искать брод, — останавливаясь озвучивает он своё решение, а я сплёвываю и ухожу к Волту.
Волт, как не странно начал выздоравливать, неужели повезло, и нож не задел ему не один важный орган. Действительно правду сосед говорил, что Волт любимец богов.
— Ты как дружище? — спрашиваю его, садясь перед ним на корточки и не дожидаясь ответа начинаю перевязку.
— Я думал ты меня ненавидишь, а ты возишься со мной, — начинает он эти розовые сопли.
— Не говори ерунды, тебе вообще много говорить пока нельзя, так что лучше молчи и отвечай только на мои вопросы, — строго внушаю я своему пациенту.
Волт слабо улыбается и уверяет меня, что чувствует себя хорошо. Врет конечно, холод, плохое питание, тряска — всё это не способствуют быстрому выздоровлению. Раненного мы перевозим на жестких носилках, сделанных из веток и циновки, привязанных между двумя лошадьми. Таким образом и провезли его двое суток, пока не уткнулись в реку.
— Может паренька захватим, он ведь должен знать о броде, — предлагает Грум, наблюдая за играющими на поле в догонялки деревенскими мальчишками.
— Может я выйду и просто их спрошу за медяк, — возмущенно говорю я.
— Убежать могут, да и светиться нам нельзя, — не соглашается Грум.
— Дети — это не взрослые, с ними так нельзя, — я тоже с ним не согласен.
— Я же не буду ему резать яйца, как ты недавно предлагал, — аргументирует наёмник, — проводит нас к броду, да и вернется к мамке с папкой.
Этот диалог возник, когда мы с Грумом следуя в дозоре, наткнулись на убранное от урожая поле с играющими на нем местными детьми.
— Чего тут у вас? — спрашивает, подъехавший Пинк.
— Местных обнаружили, строим план захвата, — отвечаю я.
— На ту сторону желательно сегодня до ночи перебраться, — поторапливает нас Пинк.