Вернувшись из города и осмотрев фронт работы — четыре фургона, я засучив рукава приступил, нет не к творчеству, сначала к очистке деревянных каркасов от старой выцветшей краски. Мне повезло Боромот, чтобы ускорить процесс выделил мне в помощь четырёх человек, братьев, Гараса и Грету. С утра я сделал наметки, а к вечеру первый фургон был готов. Начал я, как не трудно догадаться с Боромота, изобразил его в полный рост в нарядном костюме, указывающем рукой в приглашающем жесте на нарядный шатёр, минимум гротеска и больше приукрашивания. На этом же фургоне с другой стороны изобразил всех артистов труппы в полный рост, держащихся за руки и улыбающихся зрителям. На первый фургон ушла почти вся цветная краска, но результат того стоил, он намного превзошел ожидания труппы, что потешило моё тщеславие. Всё-таки художественная школа нашего мира не шла ни в какое сравнение с потугами местных ваятелей. Артисты уже несколько минут стояли в рядочек, как и на изображении и рассматривали свои «копии».
— Здорово! Очень красиво! Ой, как на меня похоже! — вздыхали они.
— Да, господин Вик, как удачно сломался наш фургон, — сказала Рита.
— Вы самый лучший художник, какого я когда-либо встречал, — подытожил Боромот, изучая своё изображение на другой стороне фургона.
Остальными тремя фургонами я занимался ещё два дня. На них я изобразил, как и задумывалось, портреты артистов, выполненные в гротескной форме в черных и красных цветах. Занимаясь своей работой я так и не увидел первые представления труппы. Удалось заглянуть в мир здешнего театра только на четвертый день. Ну что сказать, так себе, детский утренник в таком же саду. Актеры были неестественны, сюжет пьесы неинтересным, наряды и декорации никакие. Видимо местные считали также, поскольку шатер был заполнен только на треть.
Вечером за ужином стояла гнетущая тишина, все были подавлены. Мы сидели в шатре за установленным там столом с канделябрами и вяло ковырялись в тарелках.
— Ужасный город, с такими же жителями, — глубокомысленно заявил Боромот и продолжил, — за четыре дня всего два серебряных. Жлобы! А ты целый серебряный потратил на какие-то там краски! — попенял он мне.
— Вам же понравилось, — опешил я от такого наезда.
— Дело в том, что денег мало, жители Польска оказались невежественными и не ценящими высокое искусство! — в конце Боромот сорвался на крик, — поэтому мы, к сожалению, не сможем тебе заплатить.
«Вот жлоб», — подумал я и стал обдумывать варианты мести.
— Кроме того, — продолжал Боромот осмотрев по очереди лица артистов, — придется снизить всем жалование.
По шатру пронесся шум вздохов, скрежетания зубов и чье-то:
— Да как ты смеешь! Мы и так ничего не получаем!
— Временно! — перебил всех глава труппы, — Вот доберемся до княжества Козельского, там народ побогаче и лучше чувствует театральное искусство.
— В ваш театр и в Козельске никто не придет, — со злости бросил я и лично Боромоту, — ваши пьесы дерьмо!
— Ах ты щенок! — прорычал Боромот и начал вставать.
— Я ухожу из труппы! — вдруг выкрикнул Валетон поднимаясь, — Вик прав, твои пьесы дерьмо!
Все остальные артисты зашептались, Боромот в нерешительности застыл в причудливой позе взирая на Валетона, а затем уселся на место и со злостью выплюнул:
— Валите куда хотите! Зимой с голоду все подохните!
— Вик, а ты смог бы написать пьесу? — вдруг спросила Матильда изучающе рассматривая меня.
— Я по-вашему писать не умею, — буркнул я.
Боромот заржал:
— Наглый щенок и неуч!
— Зато людей не обманываю, — вернул я ему любезность.
— Это кого я обманул?! — возмутился он.
— Меня, например, — ответил я.
— А я тебе ничего не обещал, щенок!
— Еще раз меня щенком назовёшь, и я тебе яйца отрежу, — спокойно сказал я, отрезая ножом кусок хлеба.
За столом повисла тишина, видимо все обдумывали шансы выполнения озвученной мною угрозы. Разумеется, ничего бы я ему не отрезал, просто прирезал бы, да ушел, достал меня этот боров. У меня и так нервы не железные, а он целый рамштайн на них сыграл. Видимо что-то отразилось на моём лице, либо на него причудливо упал свет от канделябров, но Боромот пошел на примирение.
— Ладно, поругались и хватит, — сказал он, — я не говорил тебе, что не заплачу за работу, я сказал, что сейчас денег нет, а это разные вещи. Как заработаем, так и отдам.
— Я конечно не театрал, — пошел и я на попятную, — но думаю ваши пьесы не так уж и плохи, их только нужно слегка доработать, осовременить, что ли.
Все задумались, даже Валетон уселся на место.
— И как ты это хочешь сделать? — нарушил молчание Боротон.
— Есть задумки, — ответил я и улыбнулся.