Только я дошел до последнего снимка, как услышал крик Парскета. Я кинулся обратно и обнаружил, что он поднес к красной лампе полупроявленный негатив и смотрит на него. Там ясно виднелась мисс Хисгинс с поднятыми вверх глазами — такая, какой я видел ее в погребе. Но что поразило меня — так это очертания огромного копыта прямо над ее головой. Оно словно опускалось на девушку из темноты. И знаете, ведь именно я подверг мисс Хисгинс такому риску. Лишь эта мысль и вертелась у меня в голове.
Закончив проявку, я закрепил изображение и тщательно изучил пластину при нормальном освещении. Никаких сомнений не оставалось: над головой девушки было изображение огромного, выплывающего из тени копыта. Тем не менее подобное открытие никоим образом не приблизило меня хоть к какому-то пониманию ситуации. Единственное, что я мог сделать, — это попросить Парскета ничего не рассказывать девушке — она только напугалась бы еще больше. Однако я показал фотографию ее отцу, так как, по моему мнению, он должен был знать истинное положение дел.
Этой ночью мы приняли точно такие же меры для обеспечения безопасности мисс Хисгинс, как и в две предыдущие. Парскет опять составил мне компанию, но ничего необычного не произошло, и с рассветом мы пошли спать.
Спустившись к обеду, я узнал, что Бьюмонт прислал телеграмму, где говорил, что приедет вскоре после четырех. Кроме того, уже уведомили письмом приходского священника. Да и все женщины в доме, совершенно очевидно, пребывали в состоянии неимоверного переполоха.
Поезд запоздал, поэтому Бьюмонт приехал только в пять, однако священника все еще не было, и дворецкий пришел с сообщением, что кучер вернулся один, поскольку священника куда-то срочно вызвали. Дважды еще посылали за ним экипаж в этот вечер, однако святой отец так и не вернулся, и нам пришлось отложить свадьбу на следующий день.
Ночью я устроил «защиту» вокруг кровати девушки, и капитан с женой опять приготовились бодрствовать в спальне дочери. Бьюмонт, как я и ожидал, настоял на том, чтобы остаться со мной на посту. Он, похоже, был необычайно напуган, но боялся не за себя, а за мисс Хисгинс. По его словам, у него возникло ужасное предчувствие, что в эту ночь привидение совершит решающее, самое страшное нападение на его возлюбленную.
Естественно, я успокоил его, объяснив подобные страхи расшатанными нервами, и ничем более, однако на самом деле волнение молодого человека вызвало во мне серьезное опасение, так как я слишком много повидал и знал: не всегда виноваты только нервы, если человек заранее убежден в том, что надвигается опасность. А Бьюмонт был искренне и абсолютно уверен: этой ночью произойдет какое-то жуткое событие. Поэтому я попросил Парскета протянуть вдоль коридора, до двери спальни мисс Хисгинс, длинный шнур, который соединялся бы со звонком дворецкого.
Дворецкому я велел не раздеваться и дать такое же указание двум лакеям. В случае моего звонка он должен был немедленно явиться вместе со слугами и принести лампы, которые следовало держать зажженными всю ночь. Если же по каким-либо причинам звонок не сработал бы и я бы дунул в свисток, то на этот сигнал надо было реагировать, как на звонок.
Обговорив все эти мелкие детали, я начертил пентаграмму вокруг Бьюмонта и чрезвычайно серьезно наказал ему не выходить за пределы пятиугольника, что бы ни происходило. Приготовления были закончены, и нам оставалось только ждать и молиться о том, чтобы ночь прошла так же спокойно, как и предыдущая.
Мы почти не разговаривали, однако примерно к часу ночи до такой степени взвинтились, что Парскет поднялся и принялся ходить взад-вперед по коридору, чтобы немного успокоиться. Скинув туфли, я тут же присоединился к нему. Мы стали вышагивать вместе, периодически перешептываясь. Так продолжалось чуть больше часа, пока я не зацепился при повороте за шнур и не упал лицом вниз. Однако при этом не поранился и не издал ни единого звука.
Когда я поднялся, Парскет слегка подтолкнул меня локтем.
— Вы обратили внимание на то, что звонок так и не зазвенел? — прошептал он.
— Боже мой, — ответил я, — вы правы!
— Погодите минутку, — сказал Парскет. — Наверняка шнур просто перекрутился в каком-нибудь месте.
Оставив свое ружье, он скользнул вдоль коридора, снял лампу и на цыпочках пошел обследовать дом, держа на изготовку в правой руке револьвер Бьюмонта. Храбрый малый, помню, подумал я тогда. Эта же мысль пришла мне в голову еще раз несколько позже.
Как раз в этот момент Бьюмонт жестом призвал меня к полной тишине. Я тут же уловил то, к чему он прислушивался: звук копыт скачущей в ночи лошади. Тут надо сказать, меня прямо-таки затрясло. Звук замер, оставив в нас жуткое, мрачное чувство опустошения. Думаю, вы понимаете меня. Я протянул руку к шнуру с надеждой, что Парскет устранил неполадки, и стал ждать, озираясь по сторонам.