Мистика

Мэри направилась туда, голоса, доносившие звуки, оставались внизу, она поднялась на самый верх, ей казалось, что это не театр, а башня, с куполом наверху. Она постучала в единственную дверь, за ней послышался какой-то глухой кашель, она вошла. В комнате было одно витражное окно, под ним стояла деревянная лавка, рядом сидел человек на каменном полу. У Мэри было такое ощущение, что ее уже ожидали здесь увидеть. Человек поднял глаза на нее, кашлянул и указал на лавку. Мэри прошла вперед и села. Он стал говорить, голос его был спокойным:

– Ты не удивилась тому, как попала сюда. Ты не удивилась тому, где ты оказалась. Ты вообще не привыкла удивляться. Все мы теперь так живем, считая, что ничего хуже, чем было, уже не случится. Нет уже ни слепого ужаса перед неизвестностью, ни удивления, конечно же, нет и надежды. Теперь, после того, что случилось в Петрансусе, мы все живем, как один человек: одной идеей, одним желанием, одними мыслями, одной целью, одним страхом. Теперь мы все друг за друга. Мы радуемся оттого, что похожи. Потому что мы все стали одинаково уязвимы.

Но ты все же хочешь узнать, что это за место. Если ты выйдешь наружу и обойдешь вокруг здание театра, то увидишь там каменную постройку, последнее, что мы оставили от прежнего здания. Назначение его раньше было совсем иным.

На месте старой церкви мы построили театр. Когда-то мы были здесь монахами, и служили прошлой вере. Но потом ее надобность отпала, когда мы не смогли ничего предпринять против того, что случилось в Петрансусе. Мы стали искать новую веру и решили обмануть Бездну, начав пользоваться ее ощущениями и обыгрывать их на сцене. Проблема в том, что мы сыграли всех людей, но не поняли, кто мы есть на самом деле.

Пройдем со мной.

Он повел Мэри назад на лестницу, перед ними появилась вторая дверь, они вошли в нее. За ней находился двухэтажный зал, на втором этаже была железная изгородь, не позволяющая спуститься на первый этаж. По второму этажу кто-то ходил, на первом располагались несколько железных стульев. Когда-то их можно было раскалять, и они использовались как орудия для пыток.

Бывший монах указал на второй этаж и продолжил так же спокойно говорить:

– Это он, прежний хозяин нашего города. Теперь ему разрешено только смотреть на нас и следить за нами, больше он не имеет права ни на кого влиять. Раньше все было по-другому. Когда хозяин спал, он выбирал время. Если время сменялось, то утро наступало вновь. Хозяин просыпался. Каждое новое утро нам приходилось восставать из Бездны и заново воссоздавать этот мир. Мир из небытия его снов. Но однажды нам, монахам, было подарено время, и мы стали бережно хранить его.

Далее в интонациях его голоса стало распознаваться волнение:

– Мы создали только театр, где мы только играем роли. Измениться до неузнаваемости – мечта любого, хранящего тайну, мы играем и не видим того, что происходит на самом деле. Было время, когда мы полны желания бороться с Бездной. Мы видели в ней зло, которое нашло пристанище в теле человека. Потому, бороться хотели так же, как боролись когда-то со злом, изгоняя его посредством пыток. Все, что ты видишь вокруг, это лишь часть арсенала орудий, который у нас имеется. Но Бездна узнала об этом и запретила нам истязать людей, объяснив это тем, что власть и суд должны находиться в этом городе у кого-то одного…у нее.

– И вы просто решили прекратить сопротивление? Перестали искать способ избавиться от Бездны или уничтожить ее? – Мэри перебила монаха, ей было непонятно, почему все они когда-то смирились, хоть и избрали своей целью избавить город от Бездны.

Монах был очень разозлен ее словами, он резко ответил, сверкая глазами от ярости:

– Ты думаешь, если бы был способ уничтожить Бездну, мы бы не воспользовались им? Ее НЕЛЬЗЯ уничтожить! – после сказанного, он стих, но продолжить испытывать волнение. – Единственные заклинания, которые действуют со времен старой веры – заклинания иллюзии, также иллюзия – это единственный возможный инструмент для изменения реальности. Ты же позволила себе изменять что-то по-настоящему. В этом городе нельзя ничего менять, одни изменения влекут за собой другие, но слишком печальные для всех жителей города. Ты приблизила конец, который мы так долго откладывали.

После этого бывший монах – нынешний хранитель времени выступил в роли пророка и начал описывать те изменения, которые произойдут в городе по вине Мэри: