Мистик Томас Свит

Иногда желание творить у него явственно присутствует, под действием вдохновения, но порой всякое стремление пропадает, наступает кризис жанра, тогда необходимо длительное время, чтобы всё взвесить, тщательно обдумать, перо не перестает писать, но результаты, плоды трудов, выглядят неоднозначно. Вроде тот же слог, слова, мысли, но нет удовлетворения, радости или просто взаимности, (или всего этого никогда нет), просто должен. Для чего или ради кого? Есть ли этому конец, если ли предел мысли, когда перестанут появляться замыслы, ежедневно напоминающие о себе, пока не воплотятся в жизнь, пока не зашифруются на бумаге. Вечные вопросы; значит для кого-то это нужно, можно перечислить для кого, но ответ прозвучит обширней, для всех и точка в земной жизни непременно выразиться в простом символе. А пока, безвыходные вопросы будут возникать, чернила их непроизвольно будут убивать. Приводят подобные мысли к отчаянию, сомнениям, но как в карточной игре эти черные масти нужно покрыть козырными красными картами, добродетелями, да трудно, но кто сказал, что жить легко, мы рождаемся с болью, глаза слепнут от яркого света, легкие обжигает воздух, холодно. Нет в жизни однотонности, жизнь определенно не зануда, необходимо справляться с невзгодами, зачастую смиряясь. Так он с помощью пера затачивал былые страхи в белые клетки, сублимировал, безусловно, вся его энергия уходила в творчество и только туда. Определенно он несчастный, убогий человек, но дело в том, что он в свою очередь, (на недовольство другим), об этом даже не задумывается. Хотя, конечно, Астерий порой рассуждает о себе, но не делает основательных выводов, ведь всё так изменчиво.

Самоизоляция как способ ограничение влияния своего зла, встречается редко, поэтому если человек не разговаривает с вами, то не, потому что негативно враждебно относится к вам, а совсем наоборот не желает навредить вам, ведь слово смертоносней любого оружия. Астерий довольно пассивен, миролюбив. Но увлечен, слишком сильно поглощен процессом творения, чересчур устремлен собой, ведь довольствуется лишь своими мыслями, своим миром, некоторыми знаниями, затем складывает мысли в строки, периодически переживая их, исправляет, некоторые сжигает, но всё же дорожит ими, хранит как зеницу ока, это стало его страстью. Спрашивает себя, а если перестану делать это, что тогда, представить трудно, даже с таким детским воображением, будто одно от другого неотделимо, будто он предназначен для сочинительства писательства. Ответ на вопрос знает лишь один Бог, кому что уготовано, и как они распорядятся талантами. Ступаю на стезю высшей философии, так легко запутаться и так трудно подобрать верные суждения. Ad memorandum (для памяти), но вспомнит ли кто, человека без потомков, кому нужны книги, написанные отверженным писателем. Может люди в будущем и вовсе перестанут читать, и что тогда? Труды окажутся напрасными, ненужными никому, как и их создатель. Такова участь всякого несовершенного, ненормального в глазах тех, кто предопределяет искусственно созданные рамки, порой которые не могут вместить нестандартность, движимые завистью или отчуждением, готовы развеять прах по ветру еще живого человека. Все далеко непросто, и будет еще сложней.