Мистик Томас Свит

Я явственно видел реальность, рассвет озарял долину. Закат сковывает небо в красных красках, одинокие высохшие деревья отбрасывают угловатые тени, сумерки ночи призывают диких вечно голодных волков, одинокая повозка бороздит снежную пустыню. Вновь проясняется небо в утренних лучах солнца. Отец кладет руку на мое плечо, в знак сопереживания, видя красоту вокруг. Спокойствие, безветрие. Всё казалось слишком реальным, слишком невозможным. Сквозь образы забвения проскальзывали догадки, а может, я сейчас лежу на скале, забытый и брошенный, потерянный, погребенный заживо? Мое тело уже стало частью земли, душа же неспокойно стремится осуществить несотворенное при жизни.

Может быть, поэтому очнулся, дабы проверить, я пролежал дни, часы, или всего лишь минуты? Неведомо сколько, однако забвение показалось куда приятней, чем удручающая действительность. Открыв глаза, различил всё тот же темный камень скальной породы, значит, никто не отыскал меня, это означает ужасное положение, в котором я оказался по собственному неразумению и глупости, и осознание этого было еще страшней. Боли не чувствовал, лишь онемение, я будто стал частью горы, прикованным Прометеем. Вот он, безрадостный конец. Думаю только значимый человек для мира или человек с самомнением, самолюбием может жалеть о себе, я же ничего не значил, всегда представлял нечто ничтожное, стоит ли горевать о потери несущественного предмета мироздания. Или я все-таки заблуждаюсь, и имею место, ведь картина это совокупность мазков, если одного не напишешь, то неискушенный зритель не заметит того, а суровый критик сразу разглядит нехватки одного единственного, хотя маленького удара кистью. Я не роптал на судьбу, нет смысла, винить других, это было бы слишком высокомерно. Но почему то ощущал, что это только начало.

Передо мной предстали картины моей жизни, фантастические, но такие знакомые и неповторимые.

Чудом смог пошевелить головой, и когда мой беспомощный взгляд устремился в противоположную сторону, я не поверил своим глазам. Различил каменную древнюю арку, она являлась нерукотворным входом в лощину, вернее в невиданную долину покрытой свежей зеленоватой травой. Сразу подумал о рае, но как же проклят и грешен я был, раз осужден на скупое лицезрение в нескольких метрах, без способности к движению, словно расслабленный лежу в сугробе. Должно быть заслужил.

Закрыл глаза, дабы не видеть, не терзать душу, тем чего я недостоин. Дыхание трепетало прерывисто, но спокойно, разум слишком чист, и галлюцинации не захватили мой просветлевший ум, это не мираж. Ложью не могло быть видимое мной явление, ведь мир еще не познан, по-прежнему существуют неизведанные уголки, потому уверился без сомнений, без увещеваний зримое принял за истину. Отворивши очи для достоверности, увидел, на сей раз, еще более удивительное зрелище, поначалу осмотрел две стройные девичьи ножки, тело мое грузно лежало почти что бездыханно и недвижимо, затем дева склонилась надо мной, бархатной ручкой прикоснулась к моему лицу, после исчезла, также внезапно как появилась. По всему моему телу электричеством протекло тепло, будто заледеневшая кровь закипела в жилах, сердце начало биться. Я услышал отовсюду доносившееся дивно сказочное пение, надежда зарождалась во мне вместе с музыкой. Полностью не осознавая того, я медленно встал, поднялся, и побрел завороженный навстречу, на зов. Как только я пересек каменную резную арку, внезапно ощутил всю ту боль, что во мне будто накапливалась, поток многоярусных мыслей наполнил душу, она рвалась и изнывала. В теле ни одной целой кости, и поверженный невозможными ранами рухнул назем, распростерся на мягкой лоснящейся траве. С неба падал снег, но тут же таял, превращаясь в росу. Я мирно задремал под колыбелью белокурой нимфы.

Пробуждение оказалось более спокойным, ожиданий не имелось, как и представлений, прошлая жизнь предалась забвению, второе рождение представилось довольно приятным. Никогда не забуду образ той девы. Светлые волосы, словно у русалки, стройность Венеры и личико ангела, весь мой идеалистический подход к женщинам не мог вместить тот немыслимо прекрасный облик. Она сидела возле меня, смотря неведомо куда, в платье неизвестного сложного цвета, с отливом серебра. Я даже начал дышать гораздо реже, дабы не спугнуть видение.

“Всё может рухнуть в один миг, безвозвратно. Поэтому необходимо совершить сегодня, то, что так тягостно, но важно, сегодня или никогда. Или никогда”.