Мистификации Софи Зильбер

Большое шествие должно было состояться в понедельник, и Амариллис Лугоцвет надеялась, что среди массы народа, которая в нем участвует, Сидония будет не так выделяться и сможет сама лучше приглядеться к отдельным людям. Ей скорее представится отучал завязать с кем-то знакомство, если она не будет центром внимания, каким она неизменно оказывалась в маленьких группах.

Была середина февраля, и, хотя незадолго до того бушевали вьюги и снегопады, зима, проявив большую суровость и растратив себя, казалось, немного сдала. В полдень ;с покатых крыш домов сходили маленькие лавины и капала вода, еще недавно твердевшая ледяными сосульками. На открытых солнцу горных склонах показались первые, пусть небольшие, проталины, а по ночам с ревом носился ветер, взламывая ледяной покров озера. Все же нельзя сказать, что началась уже настоящая оттепель,- это было скорее предвестие того, что должно было развернуться только через две-три недели. Но и этого оказалось довольно чтобы вдохнуть в людей ожидание весны, с каждым днем делавшееся все сильнее. Словно они уже переступили порог зимы и неуклонно приближаются к весне.

Центром карнавала в Штирийском Зальцкаммергуте был соседний торговый городок — там веселье достигало своей высшей точка. В первый из трех «святых дней» еще бесчинствовали и дрались с ребятишками снеговики — духи зимы в лохмотьях, с нахлобученными на голову ведрами, на второй день к зиме подступались барабанщицы с водкой, без устали колотя в свои барабаны, а в последний, третий день появлялись пестряки, одетые на венецианский манер в костюмы с пестрой суконной аппликацией, расшитые серебряными блестками, и одаривали детвору орехами. После нескольких лет войны карнавал разгулялся с небывалой сплои, толпы ряжевых из двух соседних городков слились и смешались, как будто бы чужане, а в известном смысле и долговечные существа, никак не могли вдосталь надурачиться и навеселиться. И только в семьях, где были новорожденные или больные, люди поневоле сидели дома.

Все же остальные с неутомимостью потока устремлялись по улицам и переулкам, от трактира к трактиру, и даже трактирщики время от времени покидали свою стойку, оставив ее на попечение какого-нибудь надежного человека, чтобы, нацепив маску, затесаться в приливающую и отливающую толпу.

Чтобы служить Сидонии фон Вейтерслебен достойным спутником, Амариллис Лугоцвет преобразилась в застенчивого молодого егеря-выжлятника, поэтому ее такса Макс-Фердинанд, которую она взяла с собой, никому не бросалась в глаза.

Цыганскую принцессу Сидония заметила впервые в тот момент, когда зачитывали вслух один из «карнавальных листков» - их очень любили за злоязычие, это называлось-«резать правду-матку». Сквозь шум и гомон она расслышала нежное звяканье серебряных браслетов, и если сначала эти волшебные звуки привлекли только ее слух то вскоре и взгляд ее отыскал большеглазое смуглое лицо, полное изумления и восторга перед незнакомыми обычаями и потому какое-то отрешенное.

Амариллис Лугоцвет, выносившая свой план до малейших деталей, сразу заметила, что Сидония то и дело оборачивается в одну сторону и кого-то ищет глазами. Стремясь хорошенько раздуть только загоревшееся пламя, она ухитрялась каждый раз стать возле Сидонии таким образом, чтобы совершенно заслонить от нее принцессу.

Цыганская принцесса, видимо, и не подозревала о существовании Сидонии, а потому вскоре исчезла из поля ее зрения. Когда представление подошло к концу, вызвав оглушительные рукоплескания и взрывы смеха, и исполнители стали проталкиваться к выходу, чтобы вновь повторить свое действо в другом трактире, Сидония и Амариллис Лугоцвет присоединились к потоку, который устремился за ними следом.

Почти у самых дверей Амариллис Лугоцвет вдруг споткнулась о ногу снеговика, изгнанного из соседнего .местечка, и, чтобы не упасть, ухватилась за его руку, при этом она невольно дала возможность Сидонии еще раз бросить взгляд на цыганскую принцессу, которая тоже протискивалась к выходу, отчего Сидония даже не заметила падения своей спутницы, а рванулась мимо нее на улицу, меж тем как Амариллис Лугоцвет схватила услужливо протянутую ей руку, пожатие которой показалось ей странно знакомым.

Радостный испуг пронзил ее: «Клянусь всеми вещами я образами, это же Альпинокс» Но руку тотчас же отвили, а перед нею очутился человек угрюмого вида в одежде рудокопа, с полумаской на лице, в котором она узнала Драконита. Она услышала, как он шепчет про себя; «До-чего же чужемерзко может стать нашему брату среди чужан». Однако незаметно было, чтобы он ее узнал.

И на улице не было никаких следов Альпинокса, зато там, на снегу, переминаясь с ноги на ногу, стояла Сидония, явно разочарованная тем, что цыганская принцесса лишь мелькнула у нее перед глазами и исчезла.

Освободив Макса-Фердинанда, которого она привязала и дереву, перед тем как войти в трактир, Амариллис Лугоцвет подошла к Сидонии.

— Надо бы нам с тобой подкрепиться,— сказала она,— пойдем-ка в «Оленя», там сейчас, наверное не так уж людно.